16+
Четверг, 18 апреля 2024
  • BRENT $ 87.59 / ₽ 8261
  • RTS1154.28
27 марта 2013, 14:11
Спецпроект: Месяц Швеции

Рецепт успеха Стокгольмской школы экономики в России

Лента новостей

Для скандинавской бизнес-школы характерна ориентация на долгосрочную перспективу бизнеса, чтобы независимо от личного знакомства вы могли бы в любых ситуациях вести переговоры и вести дела

Андерш Лильенберг. Фото: Stockholm School of Economics, Russia
Андерш Лильенберг. Фото: Stockholm School of Economics, Russia

За 15 лет работы в России Стокгольмской школы экономики контекст российской деловой среды заметно менялся. Постепенно концепции, характерные для западной школы, становятся востребованы и находят применение у многих компаний в России. О том, как скандинавская модель менеджмента, глобальные подходы к бизнесу и деловой этике преподаются в Москве и Санкт-Петербурге, рассказал в интервью BFM.ru доктор Андерш Лильенберг, ректор Стокгольмской школы экономики в России.

— В 1997 году для бизнес-школы российский рынок, наверное, был не самым очевидным направлением развития. Как было принято решение открыть школу в Санкт-Петербурге?

— Стокгольмская школа экономики к тому времени уже работала в Риге — с 1994 года. В Стокгольме понимали, что и Страны Балтии, и Россия — наши очень важные соседи, и вклад в становление их развивающейся экономики будет отвечать и интересам Швеции, шведского бизнеса. Но, действительно, многие говорили с самого начала, что работать в России «совершенно невозможно, опасно». Это было смелое предприятие, которое многие ставили под сомнение, но благодаря финансовым пожертвованиям семьи Раузинг, учредителей Tetra Pak, и основателей Oriflame, братьев Роберта и Йонаса аф Йокников, оно стало возможным. Обе компании успешно развивались в России, и это был их вклад в распространение в России грамотного подхода к бизнесу и знаний в этой области.

— Сколько студентов было в первом наборе?

— Тогда, в 1997 году, первая группа слушателей программы Ханса Раузинга по курсу предпринимательства, с которой и началась Стокгольмская школа экономики в России, была очень небольшой, в первом наборе было 20-30 человек. Так работа продолжалась три-четыре года. В 2000 году на первой платформе была открыта программа MBA с присвоением академической степени и вручением диплома. На этом этапе в группах было 30-45 человек. Сейчас каждый год набирается две группы, всего на MBA на данный момент учатся около 140 студентов.

— Какие изменения Вы считаете самыми важными и заметными за период работы СШЭ в России?

— По своим наблюдениям с 2000 года я могу отметить стремительное развитие, заметно изменился подход и среди наших учащихся и слушателей. Рынок становится более зрелым, приближается к западной модели, хотя по-прежнему от нее отличается. Извне, если сравнивать со стороны, например, с европейскими стандартами, то по моим наблюдениям, уровень в России значительно ниже, чем на Западе, но при этом есть много компаний, которые я могу назвать превосходными, и они успешно работают в
жестких и трудных условиях российской деловой среды. И таких хороших примеров становится все больше со временем, поскольку Россия приближается к другим рынкам. То есть здесь много и хороших примеров, и много плохих.

— Как бы вы сопоставили шведскую и российскую экономическую модели? Как изменились их взаимные позиции на глобальном рынке за последнее время, увеличился или сократился разрыв? Есть ли что-то общее между ними?

— Швеция — очень маленькая страна и ввиду этого очень зависит от экспорта. Для нас невозможно ориентироваться только на свои задачи и интересы, мы должны сообразовываться с тем, что происходит в Евросоюзе, прежде всего, и на мировом рынке в целом.

Россия — очень большое государство, имеющее природные ресурсы, и в значительной степени может следовать собственной повестке. Для России пока не возникало такой вынужденной необходимости подстраиваться под ситуацию на глобальном рынке. Сейчас многое меняется. Но Россия имела возможность идти своим путем в становлении рынка. Разумеется, многое объясняется нефтяным богатством. С одной стороны, это хорошо, так как обеспечивает приток капитала в страну. С другой стороны, это неблагоприятно в том смысле, что при свободном доступе к нефти Россия по-настоящему не испытывала необходимости трансформировать экономику. Скорее, выбор был в пользу того, чтобы держаться прежнего пути в рамках своей неглобальной концепции. Ситуация меняется, и на мой взгляд, сейчас руководство страны отчетливо осознает необходимость становиться участником глобального рынка. Я считаю это многообещающим заделом.

— Швеция, с другой стороны, представляет пример инновационного подхода, верно?

— Да, но я бы сказал, что мы вынуждены стремиться к инновациям. У нас есть горношахтовые разработки, есть лесные ресурсы, но преуспеваем мы благодаря хорошему инновационному климату. Нам пришлось быть более активными в этой области — так было необходимо, в противном случае страна не добилась бы процветания. У России же на определенных этапах была возможность для благополучия без непременных инноваций.

— Как при таких различиях в экономических моделях различаются учебные планы, предлагаемые в разных отделениях бизнес-школы? Преподаются ли везде одни и те же программы, или, в частности, в России специфика иная?

— Мы говорим, что во всех наших программах, преподаваемых в Стокгольме, в Риге, в России, мы руководствуемся одним и тем же пониманием и видением глобального бизнеса. Так рассуждают во многих бизнес-школах. Мы не могли бы преподавать, как вести бизнес в Швеции, или в Латвии, или в России. Это было бы самонадеянно. Рецепт успеха заключается в том, что в классе создается атмосфера, в которой слушатели и студенты, будь то русские, американцы, шведы, могут усваивать международный подход и учиться приспосабливать его в своем контексте, обмениваясь опытом между собой. В России мы очень часто устраиваем сессии консалтинга, в которых кто-то из участников ставит определенную задачу, а другие выступают в качестве консультантов и пытаются разобрать проблему, найти пути решения. Так удается сочетать общемировую академическую концепцию бизнеса с частными, актуальными для данного рынка рецептами успеха. И здесь многое возлагается на самих участников, они помогают друг другу, подсказывают новые идеи, подталкивают к каким-то решениям.

— А возможен ли в условиях глобализации региональный аспект для бизнес-школ? Может ли СШЭ как-то дифференцироваться, будучи именно скандинавской бизнес-школой?

— Думаю, что да. Если говорить с позиции предлагаемого продукта о нашей специфике по сравнению с другими школами, то я бы отметил, что мы представляем скандинавскую модель менеджмента. Мы намного больше внимания уделяем участию сотрудников в принятии решений, в значительно большей степени, чем во Франции, в США или в России, где принят более авторитарный подход к управлению. Это нас отличает от остальных. Вторая характерная черта состоит в том, что большой акцент делается на социальной ответственности корпорации, мы стараемся уделять внимание этике, тому, какое влияние глобальный бизнес оказывает на общество.

Еще одна особенность нашего подхода — отношение к рынку как к взаимосвязанной сети, мы часто говорим о долгосрочной ценности деловых контактов. В России, что интересно, считают, что для бизнеса важны личные связи, и это так. Мы со своей стороны поддерживаем и предлагаем ориентацию на долгосрочную перспективу бизнеса, так чтобы независимо от личного знакомства вы могли бы в любых ситуациях вести переговоры и вести дела. Такой подход вообще характерен для скандинавской бизнес-школы.

— Этика преподается как самостоятельная дисциплина или рассматривается в программе прочих курсов?

— Я бы хотел, чтобы этика была сквозной дисциплиной, но пока она представлена только в нескольких модулях. В идеале она должна быть составляющей любого предмета. Сейчас уже в меньшей степени, а раньше достаточно активно студенты в России противились ее включению в программу, считалось, что это не нужно. Наши русские студенты высказывали пожелания, чтобы преподавались «классические» предметы: бухгалтерский учет, маркетинг, стратегическое планирование. Только потом они стали понимать и признавать важность таких дисциплин, как этика и социальная ответственность бизнеса. Дело не столько в том, что хорошо поступать — хорошо, важно понимать, что в долгосрочном периоде этика составляет необходимое условие бизнеса, позволяет увеличить прибыль и рентабельность. И такую мысль было непросто донести в России, во всяком случае, раньше.

— Насколько важно и необходимо для обучения в магистратуре и на MBA профильное первое образование в области экономики, менеджмента, финансов?

— Мы очень часто принимаем учащихся с другими специализациями по первому образованию и опыту работы. У нас учатся врачи, юристы, инженеры. Важно наличие высшего образования и 4-5 лет работы по специальности. Для нас будет только преимуществом, когда группа собирается неоднородная и в составе есть представители разных специализаций. Для слушателей с неэкономическим профилем довольно часто управленческие квалификации оказываются очень важными. Например, медику, работающему в фармкомпании, необходимо как медицинское образование, так и экономическое, поскольку важно представлять, как работает рынок препаратов.

— Как Вы думаете, что более эффективно для освоения бизнес-специальностей в современных условиях — получать полное очное образование или, имея опыт работы, впоследствии приобретать управленские квалификации на очно-заочных или корпоративных программах?

— Можно, получив образование, проработать год или два и поступить на MBA или спустя более продолжительный срок выбрать программу Executive MBA (EMBA) для руководителей. И второй вариант становится все более важным. Дело в том, что многие не решаются прервать перспективную карьеру и посвятить целый год или два программе MBA, все чаще предпочитают позже вернуться к обучению, когда будет возможность поступать на очно-заочные программы EMBA. Я также думаю, что при наличии определенного практического багажа можно более эффективно усваивать новые знания — здесь есть свои преимущества по сравнению с первым вариантом, когда слушателю всего 28 лет и за спиной только год или два года работы.

Насколько я понимаю, по всему миру программы Executive MBA заметно набирают вес по сравнению с очными MBA, разве что это в меньшей степени касается США, где традиции другие, в отличие от Европы, и MBA по-прежнему занимают очень сильные позиции.

— Не последнюю роль играет и вопрос платы за обучение. Много ли слушателей обучаются за счет компаний?

— Если раньше наши русские участники в большинстве самостоятельно оплачивали свое образование, то сейчас постепенно становится больше примеров, когда финансовую поддержку обеспечивают работодатели. Возможно, наметившиеся изменения связаны с тем, что сотрудники работают в компаниях дольше. Раньше, насколько мне известно, текучесть кадров в российских компаниях была очень высокой, по сравнению с западными рынками. Поэтому в России работодатели не спешили платить за обучение, понимая, что их специалист может уволиться сразу после вручения ему диплома. В Швеции ситуация обратная. Мы когда-то давали оценку, что в Швеции в 70% случаев курс EMBA финансируют работодатели, в России 70% студентов EMBA сами оплачивают свое обучение. Сейчас, судя по наблюдаемым тенденциям, пропорции немного изменились, разрыв сокращается.

[В Швеции преддипломное образование — бакалавриат — и магистратура бесплатные для граждан страны и учащихся из ЕС. Для неграждан ЕС в последние два года была введена плата за обучение. MBA предлагается только на коммерческой основе, в том числе для шведских студентов — BFM.ru ].

— С какими российскими компаниями вы проводили корпоративные программы? Как в СШЭ построены подобные курсы?

— Сегодня мы организуем программы для РЖД, «Газпромнефти», Сбербанка, Мосэнерго, «Сибура». Среди наших корпоративных заказчиков есть и международные компании — например, Novartis, Philip Morris International. Весьма разнородный состав.

Я также могу отметить, что за последние годы российских клиентов становится больше, чем мы очень довольны, мы рады успешному внедрению на такой огромный рынок.

Программы составляются в соответствии с индивидуальными потребностями компании-заказчика. Некоторым нужны более короткие курсы, рассчитанные на четыре-пять модулей, в других случаях может быть до семи-девяти модулей, и продолжительность увеличивается до года и более. У нас есть специальная договоренность по программе РЖД. Поскольку первый год обучения на этом курсе более или менее соответствует по своему содержанию курсу EMBA, по его завершении слушатели могут быть приняты на второй курс общей программы EMBA. Два места предоставляются бесплатно для тех, кто показал лучшие академические результаты, одно их них оплачивается из средств РЖД, другое финансирует СШЭ.

— Есть ли у студентов СШЭ интерес учиться за рубежом — выбирать вместо «домашней» стокгольмской программы российскую или, если мы говорим о россиянах, наоборот, поступать в Стокгольме? Может ли это быть выгоднее по финансовым соображениям?

— Насколько я помню, сейчас в Стокгольме учатся два русских студента. Это интересный опыт в международной среде и интернациональном коллективе. Минусом будет то, что адаптировать полученные знания к российским реалиям им впоследствии придется самостоятельно. В российской группе они бы все вместе работали с российским контекстом и делились бы практическими знаниями друг с другом.

В России у нас учились несколько студентов из Швеции, из Финляндии, из Германии, был японец, который раз в полтора месяца летал в Россию из Японии. В большинстве случаев выбор этих слушателей был обусловлен деловыми или личными связями с Россией. Для кого-то решение было связано с проживанием, кто-то работал в компании, активно осваивающей российский рынок. Надеюсь, что в будущем эта категория будет расти. На англоязычной программе в составе российской группы зарубежные специалисты могут не только получить бизнес-образование само по себе, но и благодаря своим сокурсникам познакомиться с российским контекстом, условиями деловой среды.

Англоязычные программы MBA в Швеции и в России практически одинаковы по своему содержанию, и в Стокгольме их стоимость немного выше, чем в России. Но цены практически равны. Иначе возникал бы вопрос, в чем различия в плане содержания. С другой стороны, если бы мы не взимали плату на том же уровне, как и в Стокгольме, без достаточной финансовой базы мы не могли бы вести эту программу. Понятно, что школа не может работать как некоммерческая организация.

— Развиваете ли вы сотрудничество с бизнесом за рамками корпоративных программ и образовательными заведениями в России? Есть ли программы обмена с российскими бизнес-школами?

— Мы сотрудничаем в основном на уровне профессорско-преподавательского состава с Высшей школой менеджмента в Санкт-Петербурге, с ФинЭком (Санкт-Петербургский государственный университет экономики и финансов), иногда участвуем в профессорском обмене с РЭШ. Это не только гостевые лекции, но и участие в аттестационных комиссиях в качестве внешних экзаменаторов.

У нас была договоренность с РЭШ о совместной MBA-программе в области финансового менеджмента, но из-за кризиса планы не реализовались. Как знать, может быть, когда-то вернемся к таким инициативам, это интересно.

Рекомендуем:

Фотоистории

Рекомендуем:

Фотоистории
BFM.ru на вашем мобильном
Посмотреть инструкцию