Сыровар Олег Сирота о своих финансах: «Все, что можно заложить, заложено»

Олег Сирота: Здравствуйте, дорогие друзья, дорогие радиослушатели. Самая главная проблема — то, что обсуждалось у президента — состоит в том, что мы — маленькие фермеры, маленькие производители, даже малые промышленные компании — теряем сбыт. У нас растут сети, они монополизируются, и маленькие региональные сетки вымываются, а по нам это больно бьет и тем, что еще и сельскохозяйственные рынки закрываются по всей России. Их количество каждый год растет, и нам просто негде продавать нашу продукцию. Это сильно тормозит развитие фермерства, потому что в сети мы поставлять не можем. Мы много лет этот вопрос задавали президенту, он потом давал поручение министру промышленности и торговли Денису Валентиновичу Мантурову. И так, и этак, и такую программу продумывали, и сякую, кого-то за руку заводили в эти сети — ну не работает это так.

Олег Сирота: У сетей есть мощные лоббисты, мощные зубы, а то, что мы предлагаем, им не подходит, потому что с нами нужно заморачиваться.

Олег Сирота: Мелкий объем, и вокруг этого все вьется, потому что мы им как бы не нужны.

Олег Сирота: Да. У нас даже была история, когда добровольно одна из сетей пришла, не очень большая, 300 гипермаркетов по России — для России это небольшая сеть. Эта сетка пришла: ребята, давайте фермерскую полку сделаем с вами, фермерами. Мы стали общаться, приехали 50 фермеров на встречу, и в итоге там двое или трое всего стали поставлять, как-то фермерскую полку не удалось сформировать. Так это не работает. Но «зеленый коридор», который сети анонсировали, что сейчас, вау, кризис, мы поможем всем маленьким фермерам, которые пострадали... Нашему предприятию в ходе «зеленого коридора» предложили закупочную цену за сыр в 450 рублей, а это почти в два раза ниже его себестоимости, и для нас это просто не имеет смысла, можно тогда сразу взять и закрыться.

Олег Сирота: Да, он дорогой в себестоимости, потому что маленькое производство молока, там всегда большие издержки. Мой опыт говорит о том, что мы хорошо развиваемся только потому, что продаем сами. Мы начали продавать — сначала фестивали проводить, в ходе всяких ярмарок больших: «Золотая осень» в Москве, наш сырный истринский фестиваль. А потом стали торговать на предприятии, на сыроварне, люди туда поехали, мы начали заниматься агротуризмом. И потом, когда уже окрепли, стали открываться на ярмарках в Москве, потому что мэрия Москвы начала открывать вот эти маленькие фермерские ярмарочки, и туда можно попасть по письму из Минсельхоза. Ты встаешь и начинаешь работать. И для нас это была возможность торговать самим, без сетей, которые в три конца накручивают. У меня тоже был опыт работы с одной сеткой, я пытался поставить сыр, они в три конца реально навернули. Помните, как старый анекдот про нового русского, который на трех процентах живет, а реально просто в три раза умножает цены и продает. И они мне говорили: давай мы твой сыр будем продавать, только вот такая наценка. Я говорю: мужики, а почему? Они: у нас такие затраты большие... У меня коровник, у меня дом заложен, квартира продана, я живу в бытовке третий год уже, как бы все деньги потрачены на эту ферму, на коров, и вы мне говорите, что вам тяжело жить, у вас издержки большие? Вы чего?

Олег Сирота: Все до сих пор заложено. Все, что можно заложить, заложено, все, что можно продать, продано. Это, знаете, такая судьба, почти все предприниматели такие, ты должен быть немножко авантюристом. Ну, вот я немножко авантюрист, наверное.

Олег Сирота: Как-то все эти подробности я уж не стал рассказывать. У меня был забавный случай, когда я один раз написал письмо губернатору, хотел получить грант — есть грантовая программа для фермеров. Пригласил его в гости, и он, когда приехал, обнаружил меня живущим в бытовке. Это был очень забавный эпизод. Он после дал поручение: хотя бы дорогу ему постройте. Слава богу, дорогу действительно построили, нам это сильно помогло, и с продажами в том числе. Инфраструктура влияет на село, оно ожило, там стали какие-то люди появляться, покупать дома, участки. Жизнь пошла, все стало развиваться, когда дорога появилась и рабочие места. Собственно говоря, президенту хотелось донести, что у нас малый бизнес будет развиваться, только когда будут помогать со сбытом. Сети уже бесполезно мучить, давайте другим путем идти, обойдем с тыла, так сказать. Первый вариант — открывать ярмарки в регионах, фермерские рынки. И второе — это получить льготы. Когда утверждается схема муниципалитетами и в регионах, и в Московской области: 30% выдавать фермерам, и из них часть вообще льготно, чтобы местные производители сами напрямую начали торговать. И тогда стартапам и кооперативам будет гораздо легче дышать, и есть смысл вообще кооперативы создавать. Потому что сейчас объективно большого смысла в этом нет, кроме как получить субсидию. Нет смысла кооперации, мы очень разрозненные. И тогда в случае, если будет хотя бы быт совместный, тогда мы сможем как-то кооперироваться.

Олег Сирота: Собственно говоря, из-за этого мы и пострадали достаточно сильно, малый бизнес сельского хозяйства. Потому что крупняк продает в гипермаркетах и у них реально все хорошо, проблем нет. А у нас некоторые площадки закрылись, «Крокус» вообще в госпиталь переделали, закрылись какие-то рынки. И в конце просто люди перестали ходить, они думают, что ярмарки тоже закрыли, потому что это массовые места, а они работают, но посещаемость упала в два раза. И нам поплохело, прямо в два раза стало хуже в Москве, мы стали срочно бегать, доставку налаживать. Кое-как наладили, но тоже она не спасает.

Олег Сирота: Это все равно 5% от продаж. Мы охватили Москву, большую часть Подмосковья, но это крохи по сравнению с тем, что продавалось. Люди все равно покупают очень мало в онлайне, и многим просто не удалось это сделать, многим нашим коллегам. Особенно пострадали те, кто в HoReCa поставлял, козьи сыры, например. У нас есть товарищ, классный мужик, афганец, два поколения уже работают. У них козья ферма, они развиваются, и у них 90% сбыта было в рестораны. Классные козьи сыры. Сейчас ему очень тяжело. Мы помогаем, что-то продаем, поддерживаем его. Он продавал в ресторанах, и на ярмарках, и на фестивалях больших — и все, и у него тупик. Мы, конечно, ходили в Минсельхоз, просили: а можно нас тоже признать пострадавшей отраслью. Но нам честно сказали: ребят, если на вас всех в общем посмотреть, даже в малом бизнесе, у вас там падение будет 20%, на всех если размазать, а вот у салонов красоты — 95%.

Олег Сирота: Ну, есть способ... Рассказать вам, как люди работали?

Олег Сирота: Мы росли, но их, во-первых, не так много, и это есть только в Москве — ярмарки, а в регионах не везде это получается. Например, у нас коллеги многие пытаются привезти, у них нет ярмарки, хорошего рынка, например, в Иванове. В принципе там администрация региона хочет открыть, но надо помочь сделать федеральную программу — давайте облегчим оформление всего этого, чтобы у нас было больше возможностей для сбыта. И нам это нужно сделать, чтобы локальные производители могли недалеко продавать. Я бы, например, с удовольствием не возил бы в Москву, продавал по области, у нас прекрасно это все продается, просто у нас нет этих локаций.

Олег Сирота: Да, можно, но знаете, это опять же про ретейл. Я про свою деревню могу рассказать, где я живу. В моей деревне было три магазинчика маленьких, в которые мы поставляли нашу продукцию, наш соседний колхоз поставлял продукцию, и продавалась обычная продукция магазина у дома. Потом открылся «Магнит», трем магазинам стало невыгодно заниматься, они закрылись просто. И мы все втроем — я, колхоз и соседний фермер — потеряли возможность продавать в этих трех магазинах.

Олег Сирота: Хотя бы облегчить по нестационарке, то есть ослабить узду здесь, чтобы мы могли ее ставить там или льготы как-то выделять, без этого дело не пойдет. Потому что малый бизнес не может продавать крупному, мы за последние пять-семь лет уже поняли, что это так не летает.

Олег Сирота: В 2014 году я понял, что либо сейчас, либо никогда, что надо все бросать и бежать воплощать мечту в жизнь.

Олег Сирота: Ферма, сыроварня — и переехать в деревню, чтобы ее поднимать.

Олег Сирота: Я родился в поселке Путилково, сейчас это уже город, Московская область.

Олег Сирота: Пограничный, но сейчас уже застройка там больше, чем в Москве. Я в юности ездил в поисковые экспедиции в Тверскую область, во Ржев. Знаете, поисковики, кто солдат с войны хоронит незахороненных. И самое сильное впечатление моей юности были не останки солдат, героев Ржевской битвы, а я видел, как гибнет русская деревня. Вот закрывается переработка молока, закрываются потом десять ферм вокруг колхозов. И все, и вымирают 40 деревень прямо на твоих глазах. Ты заходишь в деревню, там ставни хлопают, одежда висит, лук на стене, а людей нет. Как будто фильм про Чернобыль. Только там не было ядерной катастрофы, а была экономическая. И вот мы именно из-за того, что потеряли рабочие места, потеряли и нашу деревню. Просто тысячи деревень исчезли. И я мечтал все изменить. Поступил в аграрный вуз, я был романтичен, полон надежд. А к третьему курсу я понял, что ничего изменить нельзя, это был 2004 год, и я бросил, работал программистом десять лет. И в 2014 году понял: либо сейчас, либо никогда. Но моя история совершенно обычная. Сейчас у нас большинство стартапов переехали в деревню — вы любого фермера спросите — наверняка же звоните часто и выводите в эфир, они все такие. 95-97% уехали из Москвы — программисты, радиоведущие, кого только нет. Кто сыр варит, кто гусей разводит, кто морковку выращивает — это совершенно обычная история уже сейчас.

Олег Сирота: А земля в аренде муниципальной. Сейчас что-то выкупается, через пять лет как раз можно уже выкупить. В 2015 году все это открылось, заработало с кастрюли, прямо с 50 литров молока, из которого мы делали йогурты, варили сыр. Потом начали в 300-литровом котле варить, потом в тоннике.

Олег Сирота: Нет, у нас первый котел был на одну тонну, в который мы наливали чуть меньше молока, это была советская ванна, к которой мы приделали резак, потому что немецкий стоил в восемь или в десять раз дороже, денег просто не было на него, и мы переделали советское. Потом мы написали письмо коллективное в Минпромторг. Нас собралось 55 фермеров, мы написали письмо, как в советское время. Письмо было следующего характера: мы гордимся работать на российской сельхозтехнике — ну, правда, комбайны, трактора в нашей стране делают хорошие, хотя, может, кто-то и не согласен. Делают много их, экспортируют, здесь мы одни из мировых лидеров. Пишем в министерство: «Но вот оборудование для сыра вообще не делают, вообще его нет. Просим вас принять программу поддержки, просубсидировать производителей». Не нас, а вот их, чтобы они подсуетились и сделали. Письмо дошло в Минпромторг. Я не знаю, говорят, там скупая мужская слеза катилась по лицу министра, когда он читал, потому что с советского времени такое не приходило в министерство — коллективные письма от трудящихся. В итоге была принята программа, программа заработала, стали субсидировать НИОКР, стали делать скидки. И отрасль тоже родилась. У нас сейчас на сегодняшний день 95% оборудования российского производства на нашем предприятии. «Малыши» почти все пользуются российским оборудованием, потому что импортное дорогое.

Олег Сирота: Сейчас в четыре-шесть. Бывают стартапы классные. Вот есть у нас товарищ из Ярославля, Костя зовут, он делал самогонные аппараты до 2014 года.

Олег Сирота: Да, у него дело шло неплохо, но как бы не ахти как. А в 2014 году, когда ввели санкции, он решил делать сырные котлы, но пошел по китайскому пути. Он привез итальянское оборудование, полностью его откопировал и стал делать полную копию, до микрона, и продавать. Итальянцы с ним судились несколько лет, но выиграть эти патентные суды так сложно, а в условиях санкций, да еще и в Басманном суде, самом честном суде в мире, это в принципе оказалось невозможно. В итоге потом итальянцы плюнули и стали даже какие-то элементы у него закупать, потому что они у него дешевле. И в итоге он сейчас делает 400 комплектов в год. Всю линейку «малышей», микробизнеса он полностью закрыл. У нас есть проблемы с крупным оборудованием для больших заводов. Мы сейчас будем расти, наверное, придется купить импортное сейчас. А вот для малого у нас все российское. У нас импортного только два насоса, честно скажу, шланг и, стыдно сказать, швабра в углу.

Олег Сирота: Да, у нас импортная, датская.

Олег Сирота: Российская промышленность может делать танки, самолеты, авианосцы, космические корабли, а швабру не может. Ну просто не можем. И такая проблема не только у нас. Приехали французские фермеры, я им тоже говорю: мужики, мы можем все делать, а швабры не можем. Они говорят: у нас такая же беда, мы датские покупаем. Французы тоже не могут такую швабру сделать. И вот швабры гоняем датские, действительно, есть такое.

Олег Сирота: Каверзный вопрос. На самом деле будет катастрофа, масштаб которой трудно предсказать, потому что здесь и санкции влияют, и курс, что тоже немаловажно. Сейчас многие радиослушатели будут плеваться в приемник, но слабый рубль нам очень выгоден — и колхозникам, и промышленности. Это выгодно, потому что наши конкуренты дороже и мы экспортируем.

Олег Сирота: У нас — Швейцария, Аргентина, Белоруссия.

Олег Сирота: И плюс они будут возвращаться с демпингом, они же будут снижать цены специально, у них государство просубсидирует, они же могут, в отличие от нас, субсидировать экспорт, мы не можем по условиям ВТО, они у нас разные с ними, а они просубсидируют экспорт и будут валить наш рынок, а мы пошлину поднять не сможем. Но, с другой стороны, меня радует, что все условия договора ВТО уже порвали, все уже санкциями друг другу машут пять лет, поэтому, может, этого не будет.

Олег Сирота: Будет тяжелее. Так быстро развиваться мы, наверное, не сможем, потому что мы сейчас росли, в частности, последнее наше предприятие росло на 200% каждый год. Я на Петербургском форуме докопался до [главы Минэкономразвития] Максима Станиславовича Орешкина и говорил, что у нас экономика на 2% растет, а наше предприятие — в два раза. Шутил по этому поводу с ним. Мы так быстро расти не сможем, и рост, который сейчас есть по молоку, скорее тоже остановится. Наша страна впервые за много десятков лет растет по производству молока, а это самое сложное в сельском хозяйстве, производство молока — его венец. Там все есть: и зерно, и корма. Оно очень сложное, капиталоемкое. У нас по многим сегментам уже перепроизводство, мы курицу российскую не знаем, куда девать, свинину, перепроизводство уже, а по молоку не хватает еще, и оно очень медленно всегда растет. Оно быстро загибается: корову зарезать — это быстро, а вот поднять обратно потом очень тяжело.

Олег Сирота: В Германии, во Франции, даже в Швейцарии дешевле, в самой дорогой стране мира молоко стоит дешевле, потому что его там много, а у нас до сих пор дефицит. У нас через пять-семь лет его будет некуда девать, как курятину, и все подешевеет: и молоко, и сыры, все, что из него делается, — все будет тоже дешевле, потому что будет перепроизводство. У нас же санкции вроде ввели, а все европейские производители крупные уже строят заводы в нашей стране, потому что они потеряли рынок, и они все либо строят, либо построили. Почти все наши крупные агрохолдинги, которые занимаются молоком, строят заводы. Самый большой сырный завод в Европе строится сейчас в Новосибирске. У нас агрохолдинг Ткачев на юге открыл, они миллионник сейчас запускают, миллион литров будет перерабатывать.

Олег Сирота: Они и наращивают, конечно. У нас, например, очень хорошо, когда малый бизнес развивается, потому что много маленьких сыроварен в Московской области, они позволяют держать достаточно высокую цену на молоко. В нашем регионе она стабильна, эти «молочные пожары», когда снижается цена на молоко, когда нам хитрые белорусы не только креветки привозят, а еще и сухое молоко, — это все здесь нас не касается, потому что дефицит его и много маленьких производителей, которые не дают трем лидерам рынка регулировать или демпинговать по цене, поэтому малый бизнес — это всегда хорошо.

Олег Сирота: Я считаю, что таких, как я, должно быть много. И Олег Сирота не может в каждом регионе России построить по сыроварне, нужно своих.

Олег Сирота: Невозможно разорваться, и хорошо не получится, потому что нужно в Истре наше хозяйство бросить, вообще все бросить и уехать туда жить, строить эту сыроварню, коровник, умирать на этом пять лет. Это вот так работает, по-другому нет.

Олег Сирота: Все равно здесь очень много тонкого. Чуть по-другому накормил, уже по-другому получается сыр, здесь чуть не уследил... Ну это невозможно. Почему у «ВкусВилла» нет франшизы? Потому что можно убить моментом сетку, имя убить. И я не буду им рисковать, потому что можно приехать и меня за мою бороду оттаскать на хозяйстве, что иногда и происходит. Мы, например, запустили сыр, который сильно пах, специально такой, так меня потом чуть не побили, чуть не сожгли вместе с сыроварней люди, которые говорят: «Ты что там творишь? Ты что, пальмовое масло начал добавлять, почему так воняет?» А мы просто сделали ароматный сыр. Я не хочу этого делать, я буду свое хозяйство развивать, нашу сыроварню, я не хочу уезжать из своей деревни, я хочу, чтобы она развивалась, я хочу, чтобы в других деревнях то же самое было. Моя мечта, чтобы мы эти наши деревни восстановили. Но я не могу это сделать, нужно, чтобы тысячи людей этим занимались, там были предприятия, которые будут создавать рабочие места, люди опять туда будут возвращаться. Вот так это работает. Я и к Владимиру Владимировичу хожу, прошу программы не только для меня сделать. Если бы я хотел себе программу, я бы пошел к губернатору и у него просил бы сделать под меня индивидуальную какую-то или для нас локальную программу, давайте, мол, мы по ней будем развиваться. Но хочется, чтобы по всей стране это было и гранты чтобы тоже нормально работали по всей стране, а не как иногда бывает в некоторых наших кавказских республиках, когда у тебя 50% откат до сих пор просят с этого.

Олег Сирота: Во-первых, многие фермы большие, и они не выпускают скот. Потому что в Нидерландах, Германии, Швейцарии маленькие фермы, на которых 20 коров, есть смысл, ты их выпустил, они гуляют, а потом ты их загнал. А большие фермы, когда от тысячи коров, их уже не выпускают. Во-вторых, по Московской области раньше вообще была катастрофа, все поля зарастали, но в последние несколько лет стали штрафовать, стали уже до изъятия земли доходить. И потихонечку, если вы проедете даже по окраинам, понятно, что вокруг Москвы земля уже куплена, какая была переведена в другие категории, а чуть отъехать — уже все активно развивается. Юг Московской области уже весь распахан, сейчас активно пашут Волоколамский район. Если поехать по Новой Риге до меня, дальше проехать, посмотреть, все потихонечку вводится. К нам даже недавно обратился крупный застройщик.

Олег Сирота: 50. У нас своя ферма, 100 коров, и мы еще закупаем молоко из Калужской области, там работают швейцарцы, они приехали в Россию. В отличие от многих наших соотечественников они поверили в Россию, переехали и стали развивать хозяйство. У них оно выросло за шесть лет с 270 коров до сейчас уже 600. Я надеюсь, что через пару лет у них будет уже больше тысячи. В Швейцарии у них было 20 и никаких перспектив. И мы даже думаем сделать такую программу или областную, или межрегиональную, такая программа была в Канаде, когда в Голландии было укрупнение ферм и фермеры вынуждены были продавать свои земельные участки, уезжать, и нам приглашать швейцарцев, голландцев, тех, кто умеет делать хорошее молоко, с инвестициями, и они поедут. Таких примеров же много.

Олег Сирота: У нас есть земля, ее много, она дешевле, чем в Швейцарии. В Швейцарии один гектар стоит как 300 гектаров в Московской области или в Калужской.

Олег Сирота: Примерно так.

Олег Сирота: В Германии он продаст 20, купит 400 здесь, ему бесплатно могут дать.

Олег Сирота: Я здесь ничего страшного не вижу, потому что 200 лет назад в России была программа переселения швейцарцев тех же самых.

Олег Сирота: И чтобы фермер тоже не появился. Нас до сих пор многие соседи не любят, потому что мы фермеры. Сейчас пытаться не пускать швейцарцев, когда у нас все до единого агрохолдинги зарегистрированы за рубежом, просто нелогично уже, давайте тогда людей тоже. Они хотят работать, пусть приезжают. Они все равно не могут выкупить землю до конца, она все равно остается в России, они же не утащат ее никуда. Поэтому пусть приезжают люди, работают.

Олег Сирота: Их много тоже, но это бизнес.

Олег Сирота: Конечно, тех, кто загнулся. Это бизнес. Когда начинаешь бизнес, все равно большая часть в любой стране мира все равно загнется, надо понимать. Если ты не готов рисковать, не рискуй. А есть люди, которые просто в кастрюле варят сыры, я знаю таких, кто просто чуть ли не на кухне в доме просто, или в пристройке для дома, или в квартире сыры варят, потихонечку с этого раскручиваются, потом находят инвестора, что-то строят, делают, крутятся. Это бизнес. Поэтому государство и поддерживает это, потому что это тяжелый бизнес, он высокорискованный. Есть же поговорка английского лорда, который 100 лет назад сказал, что есть три способа потерять деньги: самый быстрый — скачки, самый приятный — женщины, а самый надежный — сельское хозяйство. И действительно, это самый надежный способ потерять деньги. Сдуру можно и не такое делать.

Олег Сирота: Конечно, чувствуется. У меня старая семейная история. Мой прадед погиб, его расстреляли в 1937 году в спецпоселении. Его сын умер от голода в лагере, моя мать родилась в спецпоселении, потому что кто-то завидовал, и государство делало репрессии, и кто-то написал донос от зависти.

Олег Сирота: Да, человека раскулачили, потом расстреляли. И вот это явление, эта зависть, особенно в деревне, никуда не делась. Я с ней тоже сталкивался. Я когда только переехал, начал строить дорогу в деревню, отсыпать ее камнями. И пришла первая жалоба. Ко мне первый раз приехал прокурор, не по своей воле, к нему пришла жалоба, что «Сирота испортил дорогу в деревне, отсыпал ее камнями и его коровы житья нам не дают: они загадили весь родник деревенский». И приехал прокурор, замглавы района, комиссия — жалоба, и мы с ними ходили искали, а тогда еще ни одной коровы не было. Я долго недоумевал, говорю: «Я же хорошее дело в деревне сделал, дорогу камнями насыпал». А потом мы пришли до родника, нашли родник в лесу, возле родника лежит гора водочных бутылок, у меня нервы не выдержали, я стал бутылки хватать, как в фильме «ДМБ», и кричать: «Прокурор, смотри, коровы-то мутантами были, пили водку, пьяные по моей люцерне гоняли». Вот такая ситуация была. Жалобы пишут всяческие постоянно. Последняя жалоба пришла, тоже приехал прокурор, она была следующего характера. Прокурор приехал и говорит: «Слушай, Сирота, у тебя здесь по полю коровы ходят и гадят». Я говорю: «Товарищ прокурор, а чего она должна делать, она же корова! Она же в туалет общественный не ходит, на нее клозета нет». Я говорю: «Я, конечно, могу им в задницу чопики позабивать деревянные, но потом вы же приедете по жалобе зоозащитников, которые пожалуются, что я над животными издеваюсь». Смех смехом, он написал какую-то отписку на это дело. Нас постоянно дрессируют такими жалобами.

Олег Сирота: Слава богу, проверяющие органы в большинстве своем, если ты реально работаешь, тебя не трогают. Это во всех регионах, не только в Московской области. Он тебя обычно не тронет, потому что ты и так на боку лежишь, фермер, ты единственный копошишься, что-то делаешь. Ты ему сто лет не нужен. Может быть, придут, выпишут тебе какой-нибудь небольшой штраф и оставят с миром и пойдут дальше.

Олег Сирота: У меня ситуация с работниками немножко легче, чем у других, потому что у нас хоть население есть. Вот эти дачные коттеджные поселки, с которыми мы часто ругаемся, там живут люди, и многие из них устали ездить в Москву на работу. И у нас первым сотрудником офиса был бухгалтер, который работал в банке, ездил на работу 15 лет из коттеджного поселка. У банка отобрали лицензию. Мужик потерял работу, уехал в деревню, впал в депрессию и занялся дауншифтингом, стал разводить кур и продавать друзьям и знакомым. Продавал, продавал, в итоге устал и пришел к нам, устроился просто водителем по местным магазинам развозить йогурты. И когда я получал первый кредит, а когда кредит первый раз получаешь в банке, это же ужас, тебе кажется, что банк тебе просто не хочет давать, он у тебя требует документы, которые ты никогда в жизни не знал. И он ко мне подошел и сказал: «Слушайте, Олег, а я сейчас вам все помогу сделать». А он приходит — прощай молодость, куртка кожаная старая, потертая.

Олег Сирота: Да, человек на даче живет, зачем ему «Армани»? Он говорит: «Слушай, а давай я сейчас помогу». Я говорю: «Дим, да ты ж водила простой, как ты поможешь?» Он говорит: «Да я в банке работал, сейчас помогу собрать». Собрал документы, так и остался, так и трудится. Девушка недавно пришла, она работала в очень крупной консалтинговой корпорации иностранной в Москве на хорошей должности. Пришла и говорит: «Можно я у вас на гораздо меньшую зарплату, просто я не могу больше ездить в Москву, моя жизнь проходит по дороге туда и по дороге обратно. А я хочу, чтобы у меня дочка была, чтобы свободное время было». И она пришла к нам и работает не на супердолжности, не с суперзарплатой. Она просто работает, ее устраивает ее жизнь сейчас.

Олег Сирота: Именно физический труд далеко не всем дается. Здесь, конечно, с москвичами тяжеловато, но у нас бывает. Например, в том году приехал мужик, он директор крупной компании, которая занимается логистикой, в России и Германии работал, он приехал, просто в отпуск попросился, говорит: «Слушай, у меня отпуск, — я сначала думал, что он какой-то больной, он говорит: — А можете взять меня на месяц, я хочу просто в коровнике поработать?» Он мобильник куда-то отдал и просто работал у нас в коровнике месяц, получил зарплату и уехал. Вот такой опыт у нас был.

Олег Сирота: Наверное. Он работал классно, он реально работал, пока не падал. Классный мужик. Мы бы его взяли даже бригадиром к нам, но не пошел, уехал бизнесом заниматься. А в этот кризис стали приходить люди, мы сейчас доставку развернули, стали развозить продукты, и у нас мужик пришел, он живет в доме квадратов шестьсот, на хорошей, дорогой машине ездит, и он просто пришел и говорит: «Возьмите меня просто развозить на моей машине заказы по дачам, по коттеджам, по деревням, просто хочу подработать, совсем нет денег». Мы его взяли, он работает, и я не хочу в душу залезать, что у него произошло, мало ли там, бизнес рухнул или он туризмом занимался, ипотека у него, просто пришел и как вол работает.

Олег Сирота: На дорогой машине, в дорогом доме, потому что жизнь — такая штука, всякое бывает.