В ноябре 2007 года глава ФПГ «Финансгрупп» Олег Шварцман рассказал «Коммерсанту» об идее «бархатной реприватизации». Спустя полтора года бизнесмен, президент общероссийского общественного движения «Транспарентная Россия» Олег Шварцман рассказал Business FM о том, какое развитие получила эта идея, а также об общественном движении, которое он возглавляет.

— Что такое «транспарентная»?

— Открытая, прозрачная, даже немножечко чистая.

— Перед кем?

— Перед друг другом и перед всеми сразу.

— Чем занимается движение?

— Вопросами транспарентности, то есть, открытости корпоративной, социальной и государственной, чтобы все управленческие и бизнесс-процессы в нашем государстве становились более прозрачными, более понятными для каждого из нас.

— В интервью «Коммерсанту» вы сказали: «Мы не забираем предприятия, мы минимизируем рыночную стоимость разными инструментами, как правило, это добровольно принудительные инструменты». Это сейчас делает «Транспарентная Россия»?

— Нет, это делает кризис. Все уже сделано без нас.

— Как происходит «бархатная реприватизация» в кризис?

— Еще быстрее, еще проще чем прежде. Любой кризис представляет из себя универсальный инструмент для перераспределения акционерных капиталов, для их перетекания и перекупки, поэтому то, что происходит сегодня, что мы видим, нормальный процесс.

— Что уже перетекло к государству в рамках «бархатной реприватизации»?

— Это процессы не такие быстрые. Сначала активы должны в залогах полежать.

— Когда все это перетечет в какую-то гигантскую структуру, она будет управляться, наверное, какой-то понятной группой лиц. Какой смысл тогда вообще говорить о социальной ответственности бизнеса? Не кажется ли вам, что из бизнеса останется только малый и средний?

— Не со всем согласен. Ведь государству это по большому счету и не нужно, чтобы перетекло в его руки. С моей точки зрения, здесь нужно рассматривать двухкомпонентную систему: государство как эффективный балансодержатель и собственник, а с другой стороны, государство как эффективный управленец.

— Вы считаете, что государство может эффективно и управлять, и держать баланс?

— Держать баланс — да, а управлять, к сожалению, не научилось еще. Поэтому государство может быть эффективным балансодержателем, но отвечать за управление должны эффективные менеджеры, которые есть на рынке и которых надо транспарентно — прозрачно, на основании открытых аукционов — привлекать к управлению государственными активами.

— Многие предприятия сейчас сокращает людей, им нечем платить. Выбор: оставить 50% сотрудников с меньшей зарплатой или обанкротить предприятие. Можно ли в таких условиях говорить о социальной ответственности предприятий?

— Социальная ответственность заключается в том, чтобы с людьми, за которых отвечаешь, ты обходился именно так, как они этого заслуживают. В рамках твоей точечной социальной ответственности, то есть ответственности по предприятию, локальной социальной ответственности, ответственности по регионам, по городу, даже по стране.

— Кто определяет это — «как заслуживают люди»?

— По идее, в идеале, это определяет рыночный механизм, но в нашей стране это может также определять, например, Генеральная прокуратура, которой могут быть даны поручения немножечко порегулировать рынок занятости.

— Не кажется ли вам, что тему социальной ответственности могут сегодня использовать для решения личных интересов по выживанию?

— Так ведь так и делают. Вы сомневаетесь? Сейчас, допустим, по Минсельхозу идет формирование списков стратегических сельскохозяйственных активов, чтобы их дальше кредитовал Россельхозбанк. Какая основная мотивация принятия решения? Конечно, социальная. Сколько человек будет трудоустроено, насколько важен актив в системе сельскохозяйственного комплекса данного региона и так далее. И здесь, конечно, есть и личные интересы. Используется даже спекуляция на тему перспектив: мы, мол, трудоустроим 10 тысяч, 100 тысяч человек.

— Вы заявляете себя как политическую партию или как общественное движение, которое контролирует, которое обращает внимание общественности на что-то?

— Мы политикой не занимаемся, только общественными вопросами. Мы никуда не ходим, не голосуем.

— Это продолжение «Гражданской силы»?

— В некотором роде, да. Просто мы стоим на разных позициях. «Гражданская сила» — это партия среднего бизнеса, а мы работаем в целом на социум, не разделяем большой, средний, малый бизнес или рабочих, служащих.

— Кремль поддерживает вас?

— Я скажу немного не так. Не Кремль поддерживает нас, скорее, мы поддерживаем Кремль в его интересных и злободневных инициативах. Таких, как борьба с коррупцией, например. Или взять ситуацию с правовым нигилизмом, который, к большому сожалению, вредит развитию и нашего бизнеса, и общества в целом.

— Мы — это кто? Есть ли среди ваших сподвижников известные люди?

— За моей спиной стоят люди в разных регионах России, которым не нравится то, что происходит в плане взаимоотношения бизнеса и власти, бизнеса и общественности. Они хотели бы модерировать этот диалог по спорным и проблемным вопросам и находить какие-то компромиссные решения. И это необязательно известные и популярные персоны. Это люди действия, которые могут проявлять определенную активность, предоставлять информацию в том числе и закрытого характера для того, чтобы создавать поле для деятельности. Или, когда это необходимо, для следственных органов, или общественных инициатив.

— Эти люди анонимны?

— Конечно.

— Другими словами, есть один человек — Олег Шварцман, есть «Транспарентная Россия» — общественное движение, и 5-10 тысяч анонимных членов по России, которые дают сигналы на местах?

— Да, и это работает.

Я много раз читал свое интервью в «Коммерсанте», и все-таки не до конца сам с собой согласен по ряду позиций. Поэтому я хочу сказать, что мы никого не хотели бы нагибать, мы хотели бы наоборот, выпрямлять. А с моей точки зрения, по ряду вопросов бизнес находится в наклоненном, нагнутом состоянии, в частности во взаимодействии с государством. Поэтому одной из наших инициатив является открытый диалог, более того, тренинговый диалог для бизнеса — о взаимодействии с государством в период кризиса. Я бы хотел видеть государство в качестве глобального антикризисного партнера. Я знаю, как это сделать, но я знаю также и о том, что бизнес потерял веру в возможность такового взаимодействия. Это то, что касается объявленных тендеров и аукционов, которыми государство собиралось поддержать малый и средний бизнес. Слышал кто-нибудь о том, чтобы это было сделано? А что говорить о помощи через госбанки?

— Что нового вы сможете внести в этот диалог?

— Я хочу сказать, что открытость возникает не просто так. Она появляется на информационном фоне. Мы все слышали о том, что именно под видом социальной ответственности осуществляют те или иные представители большого бизнеса, все слышали про полицейско-куртизанские истории в Куршавеле, про разбитое «Феррари» в Ницце. Но, к сожалению, реальная социальная ответственность и многие иные вопросы находятся в информационном вакууме — так устроено наше информационное пространство. Поэтому наша задача, сделать более открытыми реальные дела и реальные события.

— На чьи средства существует «Транспарентная Россия»?

— У нас же движение. А движение предусматривает добровольное участие. Тут никому никакие деньги не платятся. Это люди, у которых внутри есть желание и сжатые пружины, которые хотели бы разжаться, и что-то изменить. К большому сожалению, людей таких не много, но они по-прежнему есть.

— А бизнесу сейчас нужно партнерство с государством? Ведь бизнес просит помощи, а это означает не партнерство, а желание быть зависимым.

— А как иначе выживать, особенно в нашей стране? Государство называет это партнерством. Есть разные формы партнерств, но, безусловно, в нашей стране бизнес находится в очень глубокой зависимости от государственных решений, и от эффективности работы аппарата.