Николай Цехомский: мы понимаем, что в той или иной форме государство планирует нас поддержать

Николай Цехомский: Конечно.

Николай Цехомский: Во-первых, лучше и точнее сказать, что у нас был целый ряд специальных сделок, которые были не очень доходные, они приносили какие-то доходы, но достаточно сложные были сделки. Это была модель ВЭБа, по сути, последние несколько лет в этом была основная модель ВЭБа. ВЭБ привлекался на Западе. Много было билатеральных кредитов, много было заимствований в форме облигаций, привлекал валюту и инвестировал большую часть их в спецпроекты. Какие-то вы назвали, я не буду, со своей стороны, их называть, это то, что было в прессе, наверное, вы и ссылаетесь на эти данные. Безусловно, это стало проблемой, то есть модель перестала работать. Низкодоходные, или малодоходные, или где-то неработающие активы на активной стороне баланса и валютные обязательства, причем, привлеченные на Западе на пассивной стороне баланса, то есть модель разорвало.

Николай Цехомский: И, безусловно, отсутствие возможности рефинансировать эти кредиты, потому что, в принципе, теоретически эта модель еще могла некоторое время просуществовать, если бы можно было продолжать рефинансировать на валютных рынках эти кредиты. Но рано или поздно, качество активов таково, что они бы отразились в отчетности, и надо было бы что-то делать еще и с капиталом. Поэтому условно эта проблема существует, она есть сейчас, мы о ней говорили, говорим. Но, наверно, в этой связи это одна из причин, одна из основных тем, почему потребовалось или возникла необходимость что-то изменить. По сути, наверно, обсуждение намного более широкое. Вопрос вообще: нужен ли банк развития, какой нужен банк развития, какая роль банка развития в системе, что он должен делать? Потому что кто-то может сказать, в принципе, модель банка развития как института, который финансирует специальные сделки, тоже может иметь право на существование. Я говорю, вопрос-то, что с такой структурой фондирования она естественно летает. И сегодня мы говорим о том, что фокус на какие-то отрасли, на изменение структуры экономики — это то, что должен делать банк развития, он должен инвестировать более точечно, но с большим эффектом. Он не обязательно должен забирать 100% всего кредитования на себя, он должен брать на себя наиболее сложную часть кредита — это долгосрочную по низкой ставке, которая дает возможность уже потом привлечь коммерческие кредиты, капитал к этой инвестиции, фактически обрастить ее, сделать ее очень интересной, возможно, для государственно-частного партнерства или частного бизнеса, особенно в тех стратегических направлениях, которых у нас достаточно много, которые надо просто определить, промышленности. Это мы ведем такой достаточно плотный диалог сегодня и с правительством, в частности, с Минпромом, на эту тему, и с Минфином, какие области и отрасли наиболее интересны.

Николай Цехомский: Безусловно.

Николай Цехомский: Я бы пытался уйти от дискуссии на тему конкретной дыры или конкретного объема проблем, потому что этот объем неточный, и он определяется в процессе. Потому что какие-то активы, которые в моменте могут не работать, в будущем могут заработать. Это зависит от того, как ты с ними взаимодействуешь. Если ты, действительно, работаешь по принципу «выдал и забыл кредит», то, возможно, это становится проблемой в полном объеме. Если ты все-таки занимаешься этим активом, ты ищешь инвесторов, ты, возможно, рассматриваешь варианты продажи этого актива, то там нет нулевой стоимости. И поэтому размер дыры — это такая сегодня... Ну, разные озвучивались цифры — и триллион, и полтора и так далее, мне не хотелось бы на эту тему спекулировать, потому что это очень неточный показатель.

Николай Цехомский: Безусловно, потому что мы понимаем, что в той или иной форме государство планирует нас поддержать. И то, о чем даже говорили в свое время, и старая команда говорила, это не вызывало полного отторжения, это была просто форма решения. Какое решение мы предлагаем: одним ударом какую-то сумму перевести в ВЭБ без определения точных действий, либо это некая планомерная работа. Когда по каждому из таких проблемных или неработающих активов вырабатывается стратегия, маленькая стратегия, не большая стратегия всего ВЭБа, а стратегия по каждому из этих активов — что с ним делать? Какой-то актив стоит доинвестировать, и, возможно, он будет стоить дороже, и его продавать; по какому-то объекту надо остановить полностью финансирование, фактически списать и признать убыток в моменте и так далее. Это достаточно непростая, сложная многофакторная стратегия, которая будет строиться по каждому из активов. Поэтому это нельзя назвать: вот единая какая-то цифра, такая цифра Х, дайте ровно на эту цифру Х капитала, и мы прекрасно заживем, решим эту проблему. Нет, мы все-таки работаем очень плотно с государством здесь, чтобы каждый этот объект, каждую эту проблему, действительно, идентифицировать, обсудить проанализировать и принять решение, как мы будем с ними поступать. И даже те же проблемные активы по Олимпиаде в Сочи, они становятся уже менее проблемными, когда находится решение.

Николай Цехомский: В первую очередь, конечно, вы назвали олимпийские объекты, наверное, можно взять их за пример. Это достаточно большое количество олимпийских объектов, в том числе, гостиниц, которые были профинансированы со стороны ВЭБа. И да, действительно, в какой-то период они не очень работали. То есть, очевидно, доходность этих объектов не позволяла фактически покрывать проценты по кредиту, потому что были сложности. Сегодня эти объекты немножко вызревают, они становятся более серьезными, плюс нам помогает, к сожалению, все-таки, большее количество...

Николай Цехомский: Да, внутреннего туризма, а не внешнего. И мы видим, что эти объекты начинают более активно заполняться. Мало того, крупные инвесторы, владельцы этих объектов начинают думать, как им обменяться этими объектами, как их сделать более эффективными. Например, у кого-то есть кластер морской, добавляют горный и придумывают, как и то, и то использовать, или наоборот. То есть, начинается какое-то движение вокруг этих объектов, и оно вселяет надежду, что в принципе нельзя говорить о том, что полностью будут погашены эти кредиты, с точки зрения процента они будут погашены, те, которые изначально начислялись. Но новые проценты и, условно говоря, тело за какой-то период будут погашены, потому что будут продаваться эти объекты, уже сейчас часть этих объектов вышла на операционную рентабельность, на прибыльность, поэтому есть свет в конце тоннеля, когда с этими объектами активно работаешь. Если взять их в каком-то моменте, отрезать, сказать: нет, эта дыра равняется Х и требовать исключительно погашения этой дыры, тогда, наверно, можно было зафиксировать этот убыток в моменте и требовать на него капитал.

Николай Цехомский: Знаете, уже столько было сказано в прессе, наверное, про наши ликвидные активы, я бы не повторялся. Для нас главный фактор и главный принцип, который мы используем, — продавать по рынку, без убытка, с точки зрения текущего рынка, текущей оценки. Безусловно, они могут иметь убыток накопленный, потому что историческая стоимость могла быть выше, но с точки зрения текущей рыночной цены, мы хотим по рынку или выше продавать их, соответственно полную и прозрачную оценку этих активов. Если это торгующийся актив, то на него есть цена в любой момент времени.

Николай Цехомский: В том числе, и на пакет акций «Газпрома» как очень публичной компании торгующейся есть цена.

Николай Цехомский: Мы рассматриваем, безусловно, этот вариант.

Николай Цехомский: Тоже, наверное, об этом уже очень много было в прессе.

Николай Цехомский: Поэтому я точно не хочу быть ньюсмейкером на эту тему. Я бы сказал, что мы смотрим на эти банки как наши «дочки» сегодня в моменте, мы были санатором, и ответственность за них с нас не снимается, соответственно, мы продолжаем с ними работать. Если потребуется, у нас есть задача по докапитализации банков. То есть, мы с ними работаем, мы им в сложные периоды добавляли ликвидность, сейчас у банков наоборот ситуация сильно улучшилась, часть ликвидности они нам возвращают по факту. Мы работаем с этими банками, но если говорить о стратегии ВЭБа, то в стратегии четко записано, что мы не конкурируем с коммерческими банками, мы не хотим работать или играть на площадке коммерческих банков. Это сложно делать, если у тебя в собственности два коммерческих банка, то есть в любом случае, так или иначе, группа ВЭБ...

Николай Цехомский: Да, мы говорим о «Связь банке» и «Глобэксе». И в этом смысле, если у тебя есть в собственности или в структуре группы два коммерческих банка, очень сложно говорить, что ты не конкурируешь как группа с коммерческими банками. Поэтому в этом смысле у нас нет в долгосрочной стратегии им места.

Николай Цехомский: По банкам, безусловно, если это будет сделка, то это будет сделка очень открытая, мы пригласим инвесторов, которые могут на этом рынке приобрести такой актив. Это очень важно, чтобы это были ответственные инвесторы, потому что банк — это не совсем актив, это и много пассива, потому что там куча обязательств, это в том числе большие обязательства перед теми, кто фактически держит средства в этих банках. Поэтому для нас очень важно, чтобы это был понятный, хороший покупатель, который обеспечит неким образом нормальную деятельность этих банков, возможно, уже владелец банка, который сможет присоединить их к своему банку, может быть, инвестор, у которого есть долгосрочные ресурсы, который хочет построить банковский бизнес и так далее. То есть, это могут быть разные покупатели на нашем рынке, к счастью, еще есть несколько таких игроков. И мы будем делать абсолютно открытые процедуры, и мы поймем, кто предложит лучшую цену и лучшие условия для нас. Это будет понятно для нашего набсовета, для наших регуляторов. Естественно, мы будем очень плотно общаться с Центральном банком, чтобы они были в комфорте с новыми владельцами.

Николай Цехомский: Очень грустно, что почему-то такая связь возникла. На самом деле, очевидно, нельзя говорить, что конкретно этот источник пошел на эту цель, потому что, в конце концов, все в балансе. У тебя есть пассивы, у тебя есть активы.

Николай Цехомский: Из любого источника его направить, да, это, во-первых. А во-вторых, я бы сказал, что в этом году основная проблема, которая у нас возникла, о которой мы уже сказали, — это отсутствие возможности рефинансировать фактически свои внешние долги. И в этом году у нас большой объем выходил долгов, которые мы выплачиваем в этом году, больше, чем 150 млрд, которые мы, в конечном счете, получим в этом году от государства. Мы получили пока 76, как компенсацию части долгов, которые мы уже оплатили, внешних. Оставшуюся сумму мы до конца года тоже ожидаем получить. И это не вся сумма, поэтому мы сегодня и говорим о продаже каких-то ликвидных активов, потому что мы всю сумму закрывать будем с помощью каких-то внутренних источников, решения продаж каких-то активов.