После ударов США по ядерным объектам Ирана иранский парламент проголосовал за закрытие Ормузского пролива. Окончательное решение должен принять Совет безопасности Ирана. Через Ормузский пролив проходит до 20% мировых поставок нефти и до 30% СПГ. В свою очередь, госсекретарь США Марко Рубио сделал ряд заявлений по Ирану. Он сказал, что Вашингтон готов к переговорам «хоть завтра», но, если Иран ответит ударами по американским объектам, «это будет худшей ошибкой, которую он когда-либо совершал». Также госсекретарь подчеркнул, что Америка «не ищет войны в Иране», а смена режима не является ее целью. Цель США по разрушению ядерных объектов Ирана была достигнута, дальнейшие действия Вашингтона будут зависеть от реакции Тегерана, заявил также Рубио. Российский МИД, в свою очередь, осудил атаки США. Решение США названо «безответственным» и «грубо нарушающим Устав ООН». Москва призывает прекратить агрессию и создать условия для возвращения ситуации в политико-дипломатическое русло. Также в Москве заявили, что американская атака нанесла огромный урон авторитету Договора о нераспространении ядерного оружия. Что дальше?

Трамп все-таки решился на удар по иранским ядерным объектам. Хотя явно не хотел, нагнетая страсти и угрозы, полагая, что путем «повышения ставок» он усадит персов за стол переговоров. И в какой-то момент он загнал себя в угол: повторение ультиматумов стали воспринимать как блеф. Тогда как в мировой политике действует железный принцип: великие державы не блефуют. Не наносить удар стало невозможно без катастрофического ущерба для репутации и лично Трампа, и Америки в целом.

Уже отбомбившись, Вашингтон дает понять, что считает задачу на текущий момент выполненной и продолжать не хотел бы. Хотя американцы могут ошибаться по поводу менталитета иранских аятолл. Эсхатологические наклонности режимов, подобных иранскому, трудно поддаются рассудочному анализу, тем более англосаксов. По горячим следам иранцы ударили, правда, только по Израилю. А глава МИД Ирана Аббас Аракчи делает противоречивые заявления, говоря, что переговоры сорваны, но при этом дверь для дипломатии открыта.

В качестве одной из козырных карт пока Тегеран предъявляет угрозу закрытия Ормузского пролива, что, конечно, стало бы приглашением уже не только США к войне, но и целого ряда других стран. О перекрытии пролива говорит командующий ВМС Корпуса стражей исламской революции Алиреза Тангсири. С оговоркой — «если агрессия против суверенитета Ирана продолжится». Советник верховного лидера аятоллы Али Хаменеи Хосейн Шариатмадари более категоричен. Он считает, что надо как можно скорее «закрыть Ормузский пролив для американского, британского, немецкого и французского судоходства». То есть не всякого. Парламент за это проголосовал. Не в первый раз, кстати. 20 июля 2012 года Меджлис Ирана тоже голосовал за перекрытие пролива, но решение не поддержал тогдашний президент Ахмадинежад. Госсекретарь Рубио, в свою очередь, обратился к Китаю, чтобы тот вразумил Тегеран не делать этого. Почему не к Москве? Потому что Китай закупает у Ирана 90% его нефтеэкспорта, причем в обход санкций. Получается, в обходе санкций может быть польза для Америки: есть рычаг давления на Тегеран.

Вашингтон подчеркивает, что готов ограничиться совершенными ударами, несмотря на то, что оценки их эффективности разнятся. Трамп, разумеется, заявил, что все поражено. Глава Пентагона Пит Хегсет вторит начальнику: мол, ядерные амбиции Ирана в результате ударов США уничтожены. А вот вице-президент Вэнс сомневается: по его словам, США не уверены на 100%, что в Иране полностью уничтожены ядерные объекты, однако удары позволили «существенно отсрочить» создание ядерного оружия. По словам Вэнса, которого причисляют к противникам военных ударов по Ирану, США будут в предстоящие годы работать над тем, чтобы полностью демонтировать ядерную программу Ирана. Ключевое слово тут «годы». Госсекретарь Рубио тоже успокаивает: мол, в настоящее время не планируется новых военных операций против Ирана. С призывом к Тегерану вернуться за стол переговоров обратился президент Франции Макрон. А глава МИД Ирана Аракчи позвонил не кому-нибудь, а британскому коллеге, при том что Лондон поддержал действия США, — явно в поисках выхода из создавшегося тупика.

Остановится ли Израиль? Есть робкие признаки, что такой вариант возможен. Так, президент Израиля Ицхак Герцог заявил, что хотя ядерная программа Ирана не была полностью уничтожена, «ей был нанесен очень тяжелый удар». Сочтет ли Нетаньяху задачи военной операции выполненными, хотя и не на 100%? В принципе, Вашингтон сейчас предлагает определенную «стратегию выхода» Иерусалиму — и именно через переговоры, но не в формате их затягивания. Но если Иран не пойдет на уступки, настаивая на праве обогащения урана, вопрос о новых мерах принуждения к денуклеаризации снова встанет в полный рост. Задача-минимум для США на переговорах, если они возобновятся, — чтобы Тегеран сдал высокообогащенный уран, которого, по оценкам МАГАТЭ, в исламской республике накоплено чуть более 400 килограммов. Этого, по американским и израильским оценкам, достаточно для создания девяти-десяти атомных бомб.

Аббаса Аракчи 23 июня примет в Москве Владимир Путин. Политическая поддержка Москвы уже выражена. Скорее всего, на текущий момент ею все и ограничится. «Заваруха» на Ближнем Востоке никак СВО на Украине не мешает, зато отвлекает внимание США и Запада в целом. США какое-то время (особенно в случае затягивания войны) будет совсем не до Украины. В наиболее благоприятном для Москвы сценарии Вашингтон еще попросит ее о посредничестве, от каковых услуг Трамп отказался в телефонном разговоре с Путиным 14 июня. К примеру, Москва может предложить принять высокообогащенный уран у себя.

Если судить объективно, Тегеран пока все же не находится в такой ситуации, когда ему уже совсем нечего терять, чтобы действовать по принципу «зачем нам такой мир, где нет аятоллы». Впрочем, субъективные суждения высшего руководства теократического режима могут быть другими. Там могут решить, что сдаться на милость «сионистам и американцам» — это равнозначно не только грехопадению и потере лица, но и потере власти. А потеря власти иной раз воспринимается куда опаснее, чем потеря страны. Какие решения будут приняты в Тегеране, станет ясно в ближайшие дни или даже часы.