Британский The Economist 9 мая вышел с тревожным заголовком: «Либеральный международный порядок медленно разваливается». Издание пишет, что порядок, который управлял мировой экономикой после Второй мировой войны, «подорван и близок к краху». «Война снова становится прибежищем великих держав», — констатируют авторы статьи.

Распад старого порядка журналисты видят повсюду. Один из его признаков — санкции, которые применяются в четыре раза чаще, чем в 1990-е годы. Также, по мнению издания, идет «война субсидий», когда страны мира во главе с Китаем и США осуществляют вливания в свою экономику.

«Институты, которые защищали старую систему, либо уже прекратили свое существование, либо быстро теряют доверие», — утверждает The Economist. Имеются ввиду ВТО, МВФ, Совет Безопасности ООН.

Насколько объективны эти опасения и прогнозы? Комментирует главный экономист «Тинькофф инвестиций» Софья Донец:

Софья Донец главный экономист «Тинькофф инвестиций» «Сейчас очень популярно стало говорить о больших процессах деглобализации, каких-то структурных разрушениях и полной перестройке мира, но, мне кажется, это не более чем алармистские сообщения, призванные будоражить умы, скажем так. Конечно, наличие геополитических конфликтов — это реальность совсем не новая. В Европе существует такой расхожий миф, что давно не было больших войн, но это на самом деле неправда: военные конфликты с достаточно высокой интенсивностью последние 30-50 лет не прекращались, просто они были в основном за периферией Старого Света, и поэтому происходящие в последнее время события создают иллюзию какой-то изменившейся реальности. Почему мне не кажется, что это начало новой деглобализации или изменения глобальной парадигмы: потому что мир глубоко связан на многих уровнях. И несмотря на то, что на военных конфликтах, геополитических конфликтах всегда кому-то бывает выгодно сыграть, в целом такая большая, глобальная эффективность строится именно на взаимодействии. И если смотреть на самые фундаментальные условия — это демография, люди, сейчас взаимосвязь мира выглядит таким образом, что есть большое количество стран с достаточно высоким уровнем дохода, где условно некому работать, и большое количество стран с низким уровнем дохода, где негде работать. И вот связь этих миров — старого и нового, на мой взгляд, нерушима, потому что разница в доходах настолько велика, она может превышать пять-десять раз, что она является магнитом, который продолжит связывать глобальный переток людей и, соответственно, глобальный переток товаров и финансов. Это то, что будет останавливать полноценную деглобализацию, о которой сейчас говорят. Если мы посмотрим на данные по активности мировой торговли, или на данные по активности перетоков капитала, или на данные по преобладанию отдельных валют в мировом пейзаже за последние два года, на самом деле, больших изменений не произошло. Если говорить о демографическом аспекте, Россия здесь на стороне стареющего мира с более высоким доходом. Если мы посмотрим на наш регион, то мы увидим, что у наших соседей по СНГ средний уровень доходов по сравнению с российским зачастую отличается в разы, по отдельным странам — в пять раз. Поэтому Россия — это тоже страна, находящаяся на соприкосновении потоков человеческих и финансовых, и здесь важно смотреть не только на нашу связь с нашими партнерами с более хорошо зарабатывающими экономиками, но и теми экономиками, которые для нас в какой-то степени будут тоже донорами или точками для развития».

Время от времени в западных авторитетных изданиях появляются статьи, которые говорят о кризисе современной либеральной рыночной экономики.

Экономисты в таких публикациях предрекают мрачные времена, правда, аргументы, как правило, слабые. То же самое можно сказать и в отношении свежей статьи The Economist на эту тему, считает директор Центра Европейской информации Николай Топорнин:

Николай Топорнин директор Центра европейской информации, доцент МГИМО «Большой аргументации не приводится. Говорят о каких-то сиюминутных явлениях — падение ВВП, повышение инфляции, волатильность международных валют. Я бы не стал драматизировать ситуацию. Намного раньше, даже в такие тихие, спокойные времена, все равно рыночная экономика была подвержена определенным спадам, ну и подъемам одновременно. Что изменилось существенно? То, что стали появляться новые центры экономической мощности, я бы так сказал, те, которые реально стали влиять на международный экономический порядок. В первую очередь речь идет о Китае, который за 30 лет совершил гигантский скачок, превратившись из страны третьего мира во вторую экономику мира, которая уже наступает на пятки США. Почему The Economist бьет в набат? Потому что в Китае мы видим модель управления далеко не рыночную, у власти находится коммунистическая партия. А с другой стороны, страна динамично экономически развивается. И вот здесь американцы, европейцы усматривают угрозу: как же так происходит, мы все время говорили о том, что именно страны, выбравшие рыночную модель экономики, реально движутся вперед, реально предлагают новые стандарты и комфорт жизни, и как бы все страны должны следовать именно этой модели. А получается, что Китай пришел с другой философией, с философией управляемой экономики, такой симбиоз между рыночной экономикой и административной экономикой. Это заставляет бить тревогу. Кроме Китая появились и другие динамично развивающиеся страны — Южная Корея, ну, о Японии мы давно знали, Малайзия, Филиппины, Таиланд. Поэтому на сегодняшний день безраздельному господству американской рыночной системы приходит в какой-то степени не то что конец, но наступают новые времена, под которые нужно подстраиваться».

The Economist пишет, что теперь проблемы в мире будут решать клубы стран-единомышленников, а не глобализованные институции. Это повышает риски усиления войн и экологических катастроф.