Первый заместитель президента — председателя правления ВТБ Дмитрий Пьянов опубликовал колонку, в которой написал, что с точки зрения прогнозирования инфляции и ключевой ставки ЦБ оказался в этом году самым непредсказуемым из крупных ЦБ мира. С чем связана непредсказуемость?
Дмитрий Пьянов. Фото: пресс-служба банка ВТБ
Банк России, можно сказать, конкурирует с турецким Национальным банком по фактору непопадания в консенсус-прогнозов, это не означает непрофессиональность ЦБ, это плата за непредсказуемость показателя инфляции в стране, отметил первый заместитель президента — председателя правления ВТБ Дмитрий Пьянов в интервью Business FM.
Первый заместитель президента — председателя правления ВТБ Дмитрий Пьянов вел на форуме пленарную сессию с участием президента и руководителей основных экономических ведомств в свой день рождения. Опубликовал колонку в РБК утром этого же дня, в которой написал, что с точки зрения прогнозирования инфляции и ключевой ставки ЦБ, который мы все реально очень уважаем, оказался в этом году самым непредсказуемым из крупных ЦБ мира. Почему такая непредсказуемость и, кстати, в чем она выражается, как это сказывается на вас? Все вместе, у вас там об этом написано?
Дмитрий Пьянов: В своей колонке я анализирую следующие аспекты: первое — почему, даже по международному мнению, это не только личное мнение аналитиков ВТБ или мое персонально, МВФ в своих обзорах, то есть анализировала авторитетная организация, как фактические решения по ключевой ставке в нашем случае совпадали с консенсусом рынка. Если консенсус рынка думал, что, например, ставка повысится на 50 базисных пунктов, а ЦБ в рамках этого решения повышал на 100 базисных пунктов — это как раз формировало элемент непредсказуемости. То есть анализ считает, из 100% случаев сколько случаев в решении по ставке совпали с консенсусом по рынку, а в скольких процентах случаев национальный банк отклонился от этих решений в сторону более активного повышения или понижения и анализировал все национальные банки доступных стран. И пришел к выводу, что и до 2022 года, и в 2022-2023 годах Россия, наверное, конкурирует с турецким Национальным банком как Банк России по фактору непопадания в консенсус-прогнозы. Это негативная коннотация и пликативный, привлекающий внимание лозунг — один из самых непредсказуемых национальных банков мира. Это, сразу оговорюсь, не характеристика непрофессиональности ЦБ, там работают одни из лучших аналитиков, подразделения, занимающиеся денежно-кредитной политикой, у них учатся многие банковские аналитики, но это плата за непредсказуемость нашего показателя инфляции. То есть на основании даже автоматизированного сбора ежедневного цен основных товаров из-за их волатильности, из-за их сезонности, из-за многочисленных факторов влияния, из-за их атомарности, из-за отсутствия стабилизирующих факторов в этой инфляционной корзине невозможно корректно спрогнозировать инфляцию, и ЦБ вынужден реагировать. Поскольку управление ценовой стабильностью, достижение низкой инфляции — его основной мандат, в случае если инфляция превышает целевые значения, движение по ставке должно быть радикальным. Это плохо для банков, потому что если банки плохо прогнозируют и ошибаются в своих прогнозах по движению ключевой ставки, любой долгосрочный продукт, на который влияет ставка, будет неверно оценен банком. А у нас очень много длинных продуктов: и длинные депозиты, и ипотечное кредитование, и кредитование крупного и среднего бизнеса на долгие инвестиционные кредиты. Поэтому мы как банки вынуждены закладывать фактор неопределенности в длинную ценовую кривую, так это называется на профессиональном языке. Второе — из-за этого поведения банков вынуждены платить наши заемщики, потому что если мы закладываем какую-то неопределенность в длинный конец кривой, кредитный продукт, особенно длинный, становится дороже. Для экономики это плохо, потому что, возможно, смотря назад, задним умом быть умным гораздо легче, может быть, была бы и не оправданна та политика сравнительно низкой ставки в 7,5%, которая продержалась практически первую половину 2023 года. Если бы повышение ключевой ставки происходило тогда, раньше, то ее движение было бы по году плавнее, без резких движений на 100 базисных пунктов, на 200 базисных пунктов, которое происходило в августе, в сентябре.
Это задним умом легко рассчитать, а может быть, и инфляционного всплеска такого бы не было — это все задним умом. Почему, на ваш взгляд, консенсус-прогноз рынка и цифры по инфляции, которые ЦБ видит и принимает свои решения, исходя из этого, так расходятся? Это временное явление или мы не научились как рынок и как аналитическое сообщество, потому что все прекрасно знают, что Федрезерв заранее формирует сигналы, которые все анализируют и принимают решения, исходя из них. Поэтому, когда происходит решение, оно, как правило, уже подготовлено, рынок к нему готов, и это, оказывается, очень важно, как вы только что рассказали и объяснили. Объективные или субъективные причины, если поставить вопрос ребром?
Дмитрий Пьянов: И те и другие. В моей колонке содержатся в том числе и предложения. Невозможно с таким алгоритмом сбора корзины инфляции, в котором Россия вторая по доле продуктовой инфляции в нашей корзине. Каждые страны [определяют] эту инфляционную корзину по набору товаров и услуг по-своему, это определенная степень свободы. Мы как-то исторически сделали крен в продуктовую инфляцию в нашей корзине. И дальше что произошло? Произошел, условно говоря, приток фруктов или продуктов питания из новых территорий, которые повлияли на продуктовую корзину и сделали сигнал о том, что с инфляцией все будет хорошо, а потом этот фактор ушел, пришли другие факторы, и эту продуктово ориентированную корзину подняли наверх и стали генерить инфляцию, на которую вынужден реагировать ЦБ. Поэтому одно из предложений, которое я формулирую, — это ЦБ вместе с Росстатом нужно еще раз проанализировать мировую практику и посмотреть, нет ли другой конструкции корзины, в которую добавить, например, элементы, стабилизирующие инфляцию. Потому что с такой волатильной инфляцией и решения по ставке будут волатильны — это объективный фактор. С одной стороны, нельзя поставить это в вину аналитику, невозможно научиться этому с такой волатильной корзиной. Второй момент заключается в том, что некоторые национальные банки, центральные банки берут гораздо более длительный срок и публикуют, какой срок они берут на доведение инфляции в таргет с момента первого проявления инфляционных явлений. Например, ЦБ Армении провозглашает трехлетний срок с момента проявления первых инфляционных индикаторов. Когда срок такой длинный, сам ЦБ не загоняет себя в угол и не ориентируется на то, будет ли достигнут в краткосрочном периоде таргет 4,5% в нашем случае. Когда срок длинный, движение ставки может быть плавнее. Сейчас у нас первые инфляционные проявления произошли на рубеже полугодия, а на 30 июня ставка была 7,5%, соответственно, произошло резкое увеличение. При этом таргет по достижению 4-4,5% таргетируется концом 2024 года, то есть полтора года. Некоторые злые языки в рядах ВТБ среди аналитиков говорят, что, если взять календарь заседаний совета директоров Банка России на оставшийся 2023 и 2024 год и предположить, что мы входим в 2024 год с 12% инфляции, она точно будет двузначная. Будет ли она 11%, 12%, не так важно, придется каждый совет директоров от сегодняшнего очень высокого уровня в 15% повышать ключевую ставку на 100 базисных пунктов, и даже тогда есть математическая вероятность недостижения в силу инертности процесса к сокращению инфляции. А если таргет будет не достигнут, опять возникнет необходимость пересматривать свой прогноз, что неоднократно уже было в этом году, и это тоже порождает определенный элемент недоверия, осложняет профессиональные термины и [показатели] инфляционных ожиданий, и дальше каждый трейдер, каждый аналитик, каждый кредитный аналитик будет думать, если проявится когда-нибудь еще раз инфляционный фактор, давайте я заложу в длинные продукты значительное повышение ключевой ставки и процентных расходов как бы всего банковского сектора. И это все равно будет мешать.
Мы знаем, что Эльвира Сахипзадовна практически рядом с вами сидела, она действительно прилетела из очень быстрой поездки на Аравийский полуостров, не знаю, прочитала ли, обменялась ли какими-то...
Дмитрий Пьянов: Я могу вам раскрыть. Она считает эту статью очень хорошей, очень интересной. Она сожалеет, что это такое краткосрочное, как бы к моменту нашего общения прошло недостаточно времени. Она считает эту статью приглашением к профессиональной дискуссии.
Я слышал и на Business FM мнение группы аналитиков, и даже не ваших, о том, что коммуникация с рынком оказалась слабой стороной в деятельности ЦБ. Причем широкой публике это не очень понятно и не очень видно, но вы сейчас хорошо это объяснили, как расходятся прогнозы. Как вы думаете, что будет 15 декабря? Исходя из общения с Эльвирой Сахипзадовной.
Дмитрий Пьянов: Во-первых, Эльвира Сахипзадовна взяла на эту тему период тишины, поэтому наивно предполагать, что мы могли бы обсудить тему решения...
И брошь тоже перестала быть коммуникативным элементом.
Дмитрий Пьянов: Брошь тоже не сигнал, да. Я буду ждать следующего... Вы упоминали, что я не использовал свою колонку, эту статью в том числе в макросессии, я ожидаю среднесрочных плодов от этой колонки. А 15 декабря я ожидаю повышения ключевой ставки на 100 базисных пунктов. Но самым интересным я считаю даже не это решение, а пресс-конференцию Эльвиры Сахипзадовны, услышим ли мы какие-то сигналы хотя бы по тезисам, изложенным в моей статье. И самый важный вопрос заключается в том, считает ли ЦБ по-прежнему 4-4,5% на конец 2024 года достижимым таргетом, который будет достигнут любой ценой, неважно, как придется поднимать ключевую ставку. Либо будет как бы согласие, что это практически невозможно и что, быть может, в этот уже момент будет иная коммуникация, что, например, сохраняющая лицо или допускающая, что 4,4% мы как таргет держим, мы верны этому тезису, что мы его обязаны достичь, но это будет не 31 декабря 2024 года, а, например, в середине 2025-го. Уже тогда моя колонка достигла своей цели.
