16+
Пятница, 29 марта 2024
  • BRENT $ 86.90 / ₽ 8017
  • RTS1128.26
14 декабря 2015, 19:05 Общество

Глава МГИМО об обучении в элитном вузе, «национализации элит» и ославившемся водителе Ferrari

Лента новостей

Кто учится в МГИМО, почему этот вуз входит в пятерку университетов по ценовой политике, и о каких деньгах теперь идет речь? На эти вопросы главному редактору Business FM ответил ректор МГИМО МИД России Анатолий Торкунов — российский дипломат, историк и политолог, действительный член РАН

Ректор МГИМО Анатолий Торкунов.
Ректор МГИМО Анатолий Торкунов. Фото: Артем Геодакян/ТАСС

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Первая тема касается достатка студентов. Принято считать, что МГИМО — вуз элитный, обучение в нем на бюджете, естественно, бесплатно, но оно в значительной степени платное — родители должны платить. В стройотрядах можно было зарабатывать, например, грузчиком, и в наши давние годы такая студенческая жизнь считалась нормой. Для студентов МГИМО личный заработок...
Анатолий Торкунов: Огромную роль играет, даже для тех, кто из обеспеченных семей, потому что это доказательство своей состоятельности, способности. Например, в магистратуре программа с точки зрения пребывания в аудиториях уже иная, в отличие от бакалавриата, где студенты должны проводить до 32-36 часов в университете, в аудиториях. В магистратуре, конечно, нагрузка намного меньше, хотя в нашем случае сохраняется занятие языком, поэтому она у нас больше, чем в любых других университетах нашего профиля, но тем не менее студенты имеют некоторую свободу, и занятия специально начинаются во второй половине дня — с четырех часов, поскольку большинство из них, а в экономических и юридических магистратурах подавляющее большинство, уже работают.
Как ректорат и деканаты на это смотрят? Они следят за посещением?
Анатолий Торкунов: У нас есть проблема. Я бы смотрел на это положительно, и в магистратуре я смотрю на это достаточно положительно, но в бакалавриате это практически невозможно по той причине, что студенты у нас изучают два иностранных языка. Многие дисциплины способный студент может изучить, посещая занятия избирательно. По языку это невозможно. Если ты выпадаешь из группы, то ты выпадаешь в целом из процесса. И какой бы язык ни изучал, даже английский, с которым многие приходят в университет и знают уже более или менее прилично, для этой категории сразу становится языком профессиональным, и они уже учат экономический английский, юридический английский и так далее. Это все очень специфические знания. Возьмите юридический договор и юридический учебник и почитайте. Сколько вы там поймете и адекватно сможете воспроизвести на русском языке? Работа требует времени, а если вы учите восточный язык, то тем более — тут просто даже пополнить знания особенно неоткуда.
Во-первых, для меня абсолютно разрушена легенда о том, что в МГИМО невозможно поступить без блата, потому что я из числа знакомых своей дочери знаю трех, которые, подавая в разные вузы и в МГИМО на всякий случай, неожиданно поступили через ЕГЭ и через внутренний экзамен. Хотя изначально многие готовились в МГИМО, поэтому я знаю, какой уровень английского уже на вступительной стадии. Он очень высокий — где-то на уровне хороших международных сертификатов, даже, может быть, чуть сложнее, со спецификой. Но вам все равно наверняка приходится сталкиваться с тем представлением, что МГИМО — это большие деньги при поступлении?
Анатолий Торкунов: Во-первых, надо посмотреть на наших студентов, которые здесь учатся: больше половины из них — вообще не московские дети. А если даже говорить о таком сугубо формальном...
В прежнее время, когда эта легенда формировалась, ко мне пришли стажироваться несколько человек из МГИМО. Я тогда в программе «Время» работал. Один из них был просто совершенный самородок. В 90-е годы учился, приехал не помню откуда, изумительный, прекрасный парень, у которого не было никого. Хотя другие стажеры были дети некоторых высокопоставленных дипломатов.
Анатолий Торкунов: Естественно, что разные дети. У нас же общество, которое представляет различные слои, и университет не является исключением. Почему он должен быть исключением? Но больше половины — это не москвичи, проживающие в общежитии. В последние годы удалось, наконец, добиться строительства нового общежития для университета — не для того, чтобы переселить из старого, а чтобы поселить тех, кто не имеет жилья. В Москве снимать очень дорого. Сегодня у нас в очереди стоят 250 человек, но сейчас мы временно получаем при поддержке Министерства образования кусочек общежития на «Соколе». Есть соответствующее решение правительства, и надеюсь, что сейчас начнется строительство большого общежития. Ребята самые разные, и для многих социальная стипендия и вообще стипендия играет очень большую роль, поэтому мы с помощью прежде всего выпускников учредили порядка двухсот стипендий для этой категории ребят, которые оплачивают наши друзья и партнеры — бывшие студенты университета. Это зачастую если не главная, то существенная часть их материального достатка, помимо помощи родителей. Родители в любом случае помогают, даже если они не очень зажиточные. Есть, конечно, и дети зажиточных родителей, тем более половина приема — на договорной основе, а договор у нас довольно дорогой. Конечно, если сравнивать затраты на наше обучение с затратами в британском или американском университете, то у нас намного дешевле, но если сравнивать с российскими вузами...
Я бы сказал не много, а раза в полтора-два.
Анатолий Торкунов: Нет, побольше — раза в три. Но если сравнивать с российскими вузами, мы входим в пятерку университетов по ценовой политике. Но мы это делаем не ради обогащения. Если посмотреть на нашу среднюю зарплату по паритету покупательной способности, то мы боремся за то, чтобы быть конкурентоспособными в этом смысле. У нас же 53 иностранных языка, работает очень большой коллектив преподавателей, если говорить о соотношении студентов и преподавателей, в маленьких языковых группах. Поэтому наша ситуация не проста в смысле необходимости в штатном составе иметь огромное количество преподавателей иностранных языков — 53. Конечно, мы хотим это сохранить, потому что это совершенно уникальный опыт — мы в Книгу рекордов Гиннесса вошли несколько лет назад, и пока что еще ни один вуз мира не повторил нашего опыта. Нет ни одного вуза в мире, где по полной программе преподавались бы 53 иностранных языка.
Это абсолютно добровольно студенты выбирают? Потому что мне почему-то кажется, что студент сам все-таки предпочтет помимо английского, который для всех необходим, европейские языки, арабский, может быть, китайский, который сложный, но перспективный. А вот такие экзотические насильно заставляете учить?
Анатолий Торкунов: Когда студенты поступают, они в своей анкете отражают предпочтения. Действительно, сейчас нет проблем с набором на китайский, арабский языки. Некоторые языки, может быть, не столь популярны, но у нас есть государственный заказ и бюджетный прием — значит, люди являются государственными стипендиатами.
То есть бюджетники будут обязаны?
Анатолий Торкунов: Если они поступают в университет, то они должны рассматривать возможность получения того языка, который нужен.
Необходимость изучать язык, о котором они впервые услышали.
Анатолий Торкунов: Да, бывает и так. Но я вам скажу откровенно, поскольку у нас работают курсы редких языков для школьников и многие из этих языков преподаются уже в школе, то в основном сегодня все-таки добровольно ребята продолжают изучать редкие языки в университете. Хотя бывают, конечно, случаи, что группу мы формируем, предлагая не то что насильно, но во всяком случае активно предлагая. Правда, речь идет только об одном факультете — международных отношений, который на МИД ориентирован. Если ребята поступают на этот факультет осознанно, то они, конечно, хотят дальше быть на дипслужбе, а дипслужба — это такой организм, который требует, если есть потребность. Сейчас вьетнамский язык очень нужен не только на дипслужбе, но и бизнес очень интересуется специалистами с вьетнамским языком, а их не так много. У нас вьетнамский язык преподается, и мы будем продолжать его преподавать.
Как бы вы сейчас оценили всю в целом систему ЕГЭ? Опять же по опыту детей знакомых я знаю, что ЕГЭ сложный, но тем не менее понятный и прозрачный внутренний экзамен по языку. В случае, если ты набираешь высокие баллы, он открывает дорогу в МГИМО. Баллы, полученные по ЕГЭ в разных местах, для вас это являются проблемой потом, когда вы уже видите не абитуриентов, а студентов, которые учатся?
Анатолий Торкунов: ЕГЭ за последние годы изменился и, конечно, стал гораздо более объективным. И те, кто поступил в прошлом и нынешнем календарном году, я должен сказать, соответствуют тем баллам ЕГЭ, которые они сюда принесли. Во всяком случае, по тем дисциплинам, по которым они должны были эти ЕГЭ принести. Но у нас самый высокий в стране балл ЕГЭ для поступающих, главное, поступивших — 93 балла с чем-то. Конечно, на мой взгляд, это уже слишком много, но объективно это так в этом году по стране.
Но это аукцион.
Анатолий Торкунов: Да. Кроме того, поскольку медаль-то продолжают вручать, в этом году у нас 60% всех поступивших договорников и бюджетников принесли медали из школы. Но дело не в этом. Конечно, ЕГЭ совершенствуется, объективируются данные по ЕГЭ. Но еще много работы надо проделать для того, чтобы он действительно стал эффективным инструментом оценки знаний выпускников университета, в том числе включая и часть, связанную с сочинениями. Поскольку они сочинения пока пишут в вузах, мы рассматривали вопрос, связанный с оценкой сочинения. Однако сочинение дает только 10 баллов к общей оценке по ЕГЭ. 10 баллов — это, конечно, не так много с одной стороны. С другой стороны, если переоценивать сочинение еще раз в вузе, надо летом держать огромную армию русистов, что с учетом непростой ныне финансовой ситуации тоже довольно накладно. Надо сказать, что вообще приемная кампания вузу обходится дорого, поэтому каждый год мы обсуждаем вопрос, не отменить ли нам дополнительное испытание, введя какой-то новый ЕГЭ. Но в этом году мы этого не сделали, поскольку посчитали, что будет нечестно по отношению к абитуриентам, если мы объявим о введении нового ЕГЭ не загодя.
Неужели МГИМО может отказаться от собственного внутреннего экзамена?
Анатолий Торкунов: Я имею в виду не на всех направлениях — там, где два языка, в том числе сложных. Например, на политологии, направлениях «Зарубежное регионоведение» и «Международные отношения» мы, конечно, никогда не откажемся, потому что надо обязательно посмотреть уровень языка, тем более что многие же сдают восточные языки.
Я знаю, как готовились к внутреннему экзамену по английскому, я тоже пожил в Англии, неплохо знаю язык. То, что нужно было знать и отвечать на внутреннем экзамене, было прекрасной планкой, на которую абитуриент должен был выйти, которая никаким, конечно, ЕГЭ и близко не соответствует.
Анатолий Торкунов: Согласен. Поэтому я и говорю: это является предметом размышлений. К текущему году это вообще не относится. Они уже на будущее, но посмотрим. Еще проблема в чем — у нас же сдают в качестве вступительного испытания не только английский, французский, немецкий, испанский. Испанский, кстати, недавно появился, его не было. Однако сдают и много редких языков — корейский, китайский, венгерский. Редкие языки при наличии соответствующего сертификата о том, что абитуриент прошел по часам соответствующую программу, получил положительные оценки, дает возможность назначать восточные языки, которые они продолжают изучать, к окончанию 4 курса владеют ими хорошо и даже могут заниматься пусть не самым блестящим на первых порах, но уже синхронным переводом. Такие тоже есть, это наша гордость, конечно. Ребята, которые побеждают на конкурсах китайского языка, занимают первые места в качестве некитайцев, знающих китайский язык, у нас таких три победителя за эти годы. И конкурсов персидского языка, и западных языков тоже. Я в данном случае говорю о языках восточных. Хотя бы из-за этого мы должны сохранить на этих направлениях язык, а что касается других направлений — будем думать.
Я еще раз хочу сказать про социальный состав абитуриентов и то, как он меняется. В последние два года был провозглашен властями на высшем уровне некий лозунг, как говорится, «национализации элит». Не секрет, что в нулевых годах считалось хорошим тоном, если дети состоятельных людей и в том числе близких к власти, если им средства позволяли, учились за границей. Сейчас не для всех это считается как минимум хорошим тоном. В связи с этим, может быть, наплыв детей богатых людей усилился именно в МГИМО?
Анатолий Торкунов: Если говорить о наших магистратурах, в которые мы принимаем выпускников не только МГИМО, а многих вузов… Кстати, выпускники МГИМО в магистратурах составляют 65%, а 35% — это выпускники других вузов, и очень много выпускников зарубежных университетов — наших российских граждан, которые закончили университеты в Великобритании, Германии, во Франции. Они сейчас поступают к нам в магистратуру. Но в целом мне трудно судить по российским вузам. По МГИМО могу сказать, что многие из них поступают. Я думаю, что это в известной степени отражение того явления, о котором вы говорили, — «национализации элиты» и возвращения детей на родину.
В известной степени почему?
Анатолий Торкунов: Потому что и раньше так было, может быть, меньше их было. И сами дети, и, видимо, их родители понимают, что если дети предполагают дальше жить, работать, зарабатывать в России, то им обязательно надо получить значительный кусок образования именно здесь, поскольку это помимо знаний еще и социализация. Ребята должны получить соответствующие коммуникативные навыки общения со своими коллегами в той сфере, в которой им предстоит в будущем работать, будь то международные отношения, банковское дело, юридическая компания. Без этого просто невозможно. Иначе приедете и будете иностранцем в полном смысле слова в Москве, а не гражданином России, который понимает, что происходит вокруг и знает нашу российскую действительность, понимает, что нужно ему делать для того, чтобы послужить своим интересам и интересам Отечества. Что, мне кажется, является для многих сегодня очень важным моментом, в том числе и для молодых людей, я вижу по студентам, что они настроены исключительно патриотично. Даже в День донора у нас огромные очереди, которые выстраиваются для того, чтобы сдать кровь. Мы его проводим два раза в год.
Это как-то разрушает мифы, которые вокруг МГИМО складывались особенно в конце 90-х — в начале нулевых, когда считалось, что все-таки здесь такая «золотая молодежь», для которой диплом МГИМО — это такой же must have, как и автомобиль Ferrari, например?
Анатолий Торкунов: Мне трудно сказать про легенды, я сам окончил МГИМО в 60-е годы, будучи выходцем из ЗИЛовской семьи. И тогда такие же легенды рассказывались, да и в 50-е годы.
Я по своим знакомым знаю, что сейчас очень серьезно здесь учатся — целыми днями, по-настоящему.
Анатолий Торкунов: Я скажу, что и раньше было очень непросто окончить университет, а сейчас 10% поступивших на первый курс мы в любом случае отчисляем. Год на год не приходится. Я уже подписал с октября около 150 приказов об отчислении. И главным образом, конечно, отчисления связаны все-таки с недостаточной работой. Работать надо много, приходится две профессии получать. Они должны так или иначе стать лингвистами на уровне хорошего знания, а на ряде направлений быть переводчиками в полном смысле, потому что они работают переводчиками поначалу. Главная функция их — переводческая, когда они начинают молодыми дипломатами.
Я знаю, что тоже в нулевых годах даже выпускники, которые хотели идти работать в МИД, попадая туда, старались найти себе другую работу. Зарплата была соответствующая и даже в коридорах министерства не настраивали на то, чтобы там продолжать работать.
Анатолий Торкунов: Министерство ведь существует не вне страны и общества, и все прошли через соответствующие испытания.
Сейчас изменилось?
Анатолий Торкунов: У нас среди выпускников МИД проводит конкурс, он не просто так принимает. Конкурс этот заключается, помимо баллов, в документе об окончании университета. МИД принимает только тех, кто имеет магистровский диплом. И в МИД проводится, естественно экзамен. Раньше он не проводился в отношении МГИМО, но потом решили, чтобы все претендующие на работу в МИД были на равных условиях, проводить экзамен. Его проводит не МГИМО, естественно, а центр «Высшие курсы иностранных языков». Очень жесткие курсы и очень жесткий экзамен. Наши показывают лучшие результаты, каждый год где-то 70-80, иногда бывает даже побольше человек из числа выпускников поступают на работу в министерство.
Иностранные студенты. Есть ли спрос, как много, откуда?
Анатолий Торкунов: Я уже упоминал тему общежитий, это наше самое больное место, с точки зрения работы на внешний рынок. Дело в том, что у нас спрос очень большой, и не только из стран СНГ. У нас в целом учатся более 900 иностранных студентов, но если говорить, что общая численность студенческая у нас 6,5 тысячи студентов, очных студентов, потому что есть еще второе высшее образование в виде магистратуры, то вы сами понимаете, что это большой процент — 15-17%. И было бы намного больше, если бы мы могли обеспечить проживание в общежитиях иностранных студентов, которые готовы за свое обучение платить доллары и евро в нашем университете. Но есть и наши обязательства. Я имею в виду обязательства государства, взятые на себя абсолютно добровольно, это по подготовке специалистов для тех стран, с которыми с советских времен сотрудничали в подготовке кадров для дипслужб. Это и страны Восточной Европы, это Монголия, это Афганистан, это Вьетнам, это КНДР. То есть, немногим более 80 человек ежегодно мы принимаем как правительственных стипендиатов, государственных стипендиатов, и столько же, даже чуть больше, принимаем на основе договора.
Откуда в основном, кроме стран, с которыми давние отношения?
Анатолий Торкунов: Здесь разброс стран, когда мы были студентами, вспоминать даже неудобно, это было еще 20 лет назад, были главным образом студенты из Восточной Европы.
Это понятно, там было четкое разделение.
Анатолий Торкунов: А сегодня 56 стран. Правда, не такие массовые группы, как раньше, положим, из Чехословакии под 100 человек, из ГДР под 100 человек, сейчас там пять-шесть человек. Много, положим, из Южной Кореи, из Китая, из Японии, из Германии, из Франции, из Греции.
В магистратуру или прямо на бакалавриат?
Анатолий Торкунов: И в бакалавриате, из Израиля.
Из Израиля. Не могу не спросить, один израильский студент ваш недавно прославился на Ferrari — по фамилии Левиев, его спутали с Леваевым и так далее. Знаете что-то об этом студенте?
Анатолий Торкунов: Я посмотрел его личное дело, когда услышал об этом, но личные дела сегодня, прямо скажем, не пухлые у студентов. Это гражданин Израиля, он поступил в университет в прошлом году, был отчислен после первой сессии за неуспеваемость в соответствии с правилам существующими. Он был договорником, платил за свое обучение.
А размер платы отличается для российских?
Анатолий Торкунов: Отличается — на 20% выше.
И сколько для иностранцев составляет, наверное, на разных факультетах по-разному?
Анатолий Торкунов: Вы знаете, все зависит от программы. Положим, программа полного англоязычного бакалавриата, у нас такой тоже есть для иностранцев.
То есть, где можно не говорить по-русски?
Анатолий Торкунов: Но они изучают русский язык.
Как иностранный, но обучаются не на русском.
Анатолий Торкунов: Полностью, целиком идет программа на английском языке. И такие же магистратуры у нас есть, там порядка 10 тысяч евро оплата.
Так вот, возвращаясь к прославившемуся…
Анатолий Торкунов: Был отчислен, восстановился. Но о нем очень трудно сказать, поскольку он проучился всего... История, как я понимаю, в октябре, значит, он месяц всего проучился, будучи восстановленным, так что о нем толком никто ничего сказать не мог, тем более, видно по всему, что это не самый был успевающий студент.
Всех удивило, что состоятельный, очевидно, не будем говорить о его личных способностях, о социальном статусе только лишь, что, очевидно, сын очень состоятельной семьи, израильтянин, вообще-то, мог учиться где угодно, так что, мне кажется, он сделал хорошую рекламу МГИМО.
Анатолий Торкунов: Откровенно говоря, я думаю, что репутационные потери тоже известные от этого есть, когда такого рода вещи происходят, и насколько я знаю, он находится в Израиле, и если он в ближайшее время не появится, то, в соответствии с существующими правилами, законодательством, мы его из университета отчислим, как прервавшего связь с университетом. Но я, пользуясь случаем, знаю, что многие люди состоятельные слушают вашу радиостанцию, хотел бы сказать, что я как ректор и сам дед и отец, очень не одобряю практику такого баловства, нескромного и неправильного поведения.
Воспитания.
Анатолий Торкунов: И воспитания родителей, которые делают такие подарки совсем юным, не окрепшим, да еще и не показавшим никаких результатов даже в своей учебе детям, я бы сказал, что просто их таким образом извращают. Извините, конечно, за грубое слово.
Последний вопрос, близкий к этой теме, но немножко о другом. МГИМО — это вуз элитарный, окруженный легендами.
Анатолий Торкунов: Мне это слово вообще не нравится.
Извините за это слово, так принято считать.
Анатолий Торкунов: Ну, бог с ним, да.
И если сейчас пройтись вокруг МГИМО, здесь, конечно, не Ferrari стоят, но дорогих машин довольно много. В то же время, я опять же знаю нескольких, которые ездят сюда на метро. На ваш взгляд, эта социальная дифференциация, как я слышал раньше, те, кто ездили на метро, чувствовали себя неуютно. Сейчас я не слышал таких оценок. На ваш взгляд, произошла некая переоценка даже в студенческом сообществе вот этого критерия — на чем ты приехал?
Анатолий Торкунов: Я вам скажу, что, мне кажется, в университете все-таки высоко ценят, и пусть это не считают, каким-то преувеличением или приукрашиванием, ценят тех студентов, которые, действительно, заметны умом, своими достижениями. Мне кажется, обстановка в этом смысле нормальная, и ценят не по одежке, хотя по одежке тоже.
И не надо стесняться приезжать на метро.
Анатолий Торкунов: Да, но я вам должен сказать, я долго очень боролся за этот переход, который здесь есть, через нашу улицу Лобачевского, еще Лужкова просил, но все не получалось, наконец, этот переход был открыт торжественно. И поскольку центральный вход у меня под окнами, я когда появляюсь утром и смотрю, как кто подъезжает, идет гигантская толпа с остановки автобуса или от метро утром — сотни, сотни, сотни студентов. Конечно, на стоянке у нас 500 или 550 мест. И вот 550 человек, включая преподавателей, подъезжают на машинах, но мне кажется, что все-таки цифры эти несопоставимы.
1 к 10. Спасибо большое.
Анатолий Торкунов: Спасибо вам.

Рекомендуем:

Фотоистории

Рекомендуем:

Фотоистории
BFM.ru на вашем мобильном
Посмотреть инструкцию