Первый вице-президент группы «Крокус», владелец медиахолдинга «Жара» и ряда собственных девелоперских активов Эмин Агаларов, которого журнал Forbes в 2019 году поместил в список «40 до 40» в разделе «Поп-музыка», рассказал главному редактору Business FM Илье Копелевичу, считает ли он себя профессиональным музыкантом, сколько стоит его выступление на корпоративе, а также о других своих бизнесах.

Эмин, в последнем рейтинге Forbes «40 до 40» вы на 22-м месте.
Эмин Агаларов: Первый и последний раз, поскольку у меня в декабре день рождения — 40 лет, вылетаю из рейтинга.
Forbes оценил ваш доход в 3,5 млн долларов. Здесь имеется в виду не накопленное состояние, а именно годовой доход.
Эмин Агаларов: От музыкальной деятельности.
Да, в категории «поп-музыка». Скажите, считаете ли вы себя профессиональным музыкантом и действительно ли вы зарабатываете песнями?
Эмин Агаларов: Считаю ли я себя профессиональным музыкантом? Скорее нет, чем да. Что такое в моем понимании профессиональный музыкант? Тот, кто этому всю жизнь учился. Я учился всю жизнь бизнесу, экономике, финансам, менеджменту. Музыкой я занимался всегда в свободное время, но занимался достаточно много, уже лет 25. Все, что умею делать профессионально, — это некий нажитый музыкальный опыт: сочинительство, игра на инструментах, исполнение и так далее. Зарабатываю ли я действительно песнями столько денег? Наверное, да, потому что иначе я не был бы в этом рейтинге. До этого я там не был.
Это же ведь не научные знания: вы можете подтвердить, а можете опровергнуть доход от музыки.
Эмин Агаларов: Это же считается количеством данных концертов, Forbes имеет доступ только к моему гастрольному графику. Если умножить мой официальный гонорар на количество концертов, которые я дал в прошлом году, примерно и получается какая-то похожая цифра. Мы даем около 100 коммерческих концертов в год, это достаточно большое количество. Редко, но за большие деньги работаем на корпоративах. Корпоративы я не очень люблю, поэтому я на них соглашаюсь только ради очень весомых для меня цифр.
Вы знаете, цифры эти никогда не оглашаются, хотя недавно в ходе интервью Ксении Собчак с продюсером Лободы была произнесена сумма в 400 тысяч долларов, но это был, правда, экстрагонорар. Я не буду спрашивать, сколько вам платят.
Эмин Агаларов: А я не скрываю, у меня цифра официальная. Моему директору можно позвонить...
И он скажет?
Эмин Агаларов: От 100 тысяч евро за 30 минут.
В таком случае 3,5 млн долларов — вполне понятная сумма. У вас есть еще две ипостаси: зарплата как у первого вице-президента группы «Крокус», владельцем и президентом которой является ваш отец, и у вас появился еще собственный индивидуальный бизнес — медиахолдинг «Жара». Вот у вас есть три работы...
Эмин Агаларов: Четыре на самом деле. Даже пять, потому что есть еще направление моего собственного ресторанного бизнеса.
Это собственный?
Эмин Агаларов: Да, это собственный бизнес, развивающийся параллельно моей деятельности в «Крокусе», которая тоже имеет какой-то свой доход. Есть девелоперский собственный бизнес, я в Баку и также теперь в Москве строю разноплановую недвижимость: это и гостиницы, и апартаменты, и мини-торговые центры. Если быть абсолютно откровенным, наверное, зарплата в «Крокусе» — это последнее место по моим доходам. Следующая категория — это, наверное, музыкальная деятельность, а дальше все остальное. Но совершенно точно я могу подчеркнуть, что музыкальные деньги самые приятные, потому что, когда ты можешь выйти на сцену, спеть в свое удовольствие и заработать на этом, это, конечно, мое личное достижение самого высокого пилотажа. Потому что сидеть в этом кабинете по восемь-десять часов в день, перебирая бумажки, общаясь с людьми на какие-то бизнес-темы — это не самые приятно заработанные деньги. А все, что связано с гастролями, — это всегда на каком-то позитиве, это встречи с поклонниками, песни, музыканты.
Поскольку вы можете зарабатывать, как теперь стало понятно, музыкой, у вас не было желания просто этим заняться, оставить бизнес?
Эмин Агаларов: Не было, потому что все-таки у меня уже четверо детей, и я планирую, что у меня их будет больше. Музыка — это как раз тот самый доход, который ты не можешь, скорее всего, передать по наследству. Может, только какие-то авторские права, но передать в наследство всю жизнь, посвященную музыкальной карьере, ты детям не можешь. А я хочу детям что-то оставить, хочу оставить им недвижимость, хочу оставить им бизнесы, хочу обеспечить им и их детям какой-то фундамент, и вот это то, ради чего я здесь нахожусь каждый день.
Вы начали заниматься музыкой так увлеченно — с записью альбомов — в то время, когда учились в Америке, то есть будучи молодым человеком, хотя, наверное, папа вас не для того туда отправил. Когда он узнал о том, что вы, вместо того чтобы, я не знаю, магистерскую писать...
Эмин Агаларов: Ну, это никогда не было вместо.
Это не напугало в свое время?
Эмин Агаларов: Я никогда не спрашивал, и такой вопрос мне тоже не задавался. В свободное время я мог кататься на мотороллере, велосипеде, пить пиво или писать песни. Наверное, для любого родителя музыка не вызывает отторжения. Кроме того, я считаю, каждый свободен делать то, что он хочет. Музыка — это как раз то самое направление, которому, если любой ребенок увлечен музыкой, препятствовать как-то не по-родительски, наверное.
Вы входите в круг бизнес-сообщества, то есть люди, принадлежащие к этому бизнес-сообществу, являются основными заказчиками артистов на корпоративы. Вот здесь личные, дружеские отношения и деловой подход. Если вас приглашают петь, вы всегда скажете: «А выступаю я за деньги?»
Эмин Агаларов: Я, естественно, скажу: «Да, конечно». Я даже над этим могу прикалываться на сцене. Но если приглашает мой друг, то мы можем обо всем договориться, согласиться на уровне менеджеров, а денег я в результате не возьму. Просто спою для удовольствия, потому что, во-первых, мне приятно, что он хотел, чтобы я был на его празднике, а во-вторых, это всегда приятный подарок, который ты можешь сделать, причем достаточно весомый, если его мерить деньгами.
Вы уже рассказали про вашу жизнь, и становится понятно, что бизнеса в ней все-таки и по времени, и по вашей отдаче в эту сторону гораздо больше.
Эмин Агаларов: Все очень просто: у меня музыка после работы.
После — это во сколько?
Эмин Агаларов: Обычно я заканчиваю здесь в 19:00-20:00, иногда в 21:00 и в 22:00. Но смысл в том, что после моей дневной работы я занимаюсь музыкой. Запись, концерты — это все вечер.
Я посмотрел, вы как первый вице-президент в группе «Крокус» курируете огромное количество направлений, но все-таки зарплату вы на последнее место поставили по доходам, а на первое место свои собственные бизнесы. Самый известный сейчас ваш собственный — это медиахолдинг «Жара». Мы знаем радиостанцию «Жара FM», журнал «ОК» был куплен этим летом, «Крокус ТВ», которое посетители ресторанов часто видят. Вы сказали как-то в одном интервью, что папа в это как в бизнес пока не верит.
Эмин Агаларов: Медиаресурс делится на две категории: есть инструменты, то есть некая радиостанция, телеканал, фестиваль. Фестиваль отдельно рассматривается в рамках эфира Первого канала, это некое промо бренда «Жары». А монетизируется непосредственно сам лейбл «Жара Music», который уже подписали около 100 артистов. Соответственно, энергетик «Жара», который я запустил в продажу, сейчас развиваем. Это, естественно, займет время — несколько лет, я предполагаю, — но я вижу в этом очень доходную историю. Лейбл сегодня уже очень успешен, зарабатывает, но опять же медиахолдинг «Жара», который я строю, — это не самый доходный мой бизнес. Самое доходное направление все равно девелоперское, то есть то, что я строю на территории, скорее всего, Москвы и прибрежной зоны в Азербайджане. Это самые доходные мои бизнесы — стройка. На территории Сибриза, если говорить непосредственно о Баку, это и дома, и клубные дома, и апартаменты, и гостиничные комплексы, многое из этого уже продано. То есть на самом деле основные деньги я заработал именно в этом проекте.
Расскажите, как вы работаете? У вас за спиной есть «Крокус групп», потому что всякий девелопмент — это привлечение денег сначала. Не на свои, наверное, строите?
Эмин Агаларов: Я строю исключительно на предпродажах. То есть я проектирую проект, рисую, покупаю землю за собственные деньги, подвожу коммуникации. Это все достаточно небольшие [суммы], если в процентах считать, 8-12% от стоимости проекта. Дальше я выхожу в продажу, и когда я продаю условно 15-20% квартир, то я на эти деньги начинаю строить. А дальше это все самофинансируется. Я не верю в девелоперские проекты собственной реализации, которые надо строить на кредитные деньги, потому что они съедают твою маржинальность. Поэтому я строю на деньги моих будущих резидентов.
И даже большой «Крокус» не помогает? То есть это абсолютно ваш бизнес?
Эмин Агаларов: Большой «Крокус» даже, я думаю, не в курсе этих проектов.
Вот как, и не интересуется?
Эмин Агаларов: Это конкретный вопрос: интересуется ли мой отец?
Да.
Эмин Агаларов: Ну, он может спросить: чего у тебя нового, что делаешь? Я могу сказать ему, что строю несколько зданий. «Да? — Да. — Окей. — Окей».
Вы довольно много и раньше рассказывали про отношения с отцом, как они развивались и как он вас воспитывал, что денег не давал и вы с раннего возраста...
Эмин Агаларов: Если бы я попросил, он бы никогда не отказал.
Но сам не давал, а вам уже просить не хотелось. Про первые заработанные тогда можете рассказать? И где это было: в Швейцарии, в Америке, где вы учились?
Эмин Агаларов: Первые заработанные на работе — это была Америка, это была заправка, потом был Kmart (сеть розничных магазинов в США/ — Business FM). Первый собственный бизнес-эксперимент — это была продажа товаров из России — часов, матрешек, шкатулок — на аукционе eBay. Это были первые заработанные деньги и первое понимание вообще, как эти процессы работают. Я очень зажегся и с тех пор как-то не угас, то есть я всегда понимаю, что можно что-то купить и продать дороже.
Сколько вам было лет, когда вы на еВау продали матрешки?
Эмин Агаларов: В 16 лет.
Соответственно, это 1995 год примерно?
Эмин Агаларов: Да, 1996-й, наверное. Я получил там даже некий значок PowerSeller, то есть набрал больше тысячи положительных комментариев и никого не обманул: получив деньги, отправил обещанный товар. Товар соответствовал фотографии в интернете. Раньше это все было медленно, не было Instagram, соцсетей. Этот бизнес просуществовал еще даже после того, как я уехал из Америки, с достаточно большим оборотом. Для тех времен оборот компании был порядка 35 тысяч долларов в месяц. Поскольку не было накладных расходов, я и мой школьный товарищ в арендованном офисе за 1,5 тысячи долларов в месяц зарабатывали примерно 50% от того, что оборачивали. То есть доход в 16-17 лет у меня был порядка 10-12 тысяч долларов в месяц.
Я просто расскажу, что я в 1993 году полгода прожил в Англии. Приехал сюда, и, хотя я точно не бизнесмен, решил — почему-то мне показалось, — что можно отвозить матрешки в Лондон и что их там будут покупать. Я один раз действительно съездил, скупив что-то здесь, уже не помню где, этим все и ограничилось. Поэтому сейчас мне было в особенности интересно, сколько тысяч долларов и долго ли сохранялся спрос? Тогда, в начале 1990-х, к России был интерес, это я очень чувствовал за границей.
Эмин Агаларов: Матрешки — это был некий маркетинговый, рекламный ход. Они на самом деле не так были интересны, но зато они были очень узнаваемы. Но параллельно человеку, который залез и смотрит, сколько стоит матрешка, можно было продавать современное искусство, картины, которые я на вернисаже скупал сотнями, приборы ночного видения, часы «Слава», «Полет», «Молния», «Восток», то есть все бренды, которые тогда были в постсоветском пространстве, — я их все экспортировал в Америку. А главная фишка заключалась в том, что база в Америке позволяла очень легкую логистику. То есть у меня только 60% покупалось в Америке, остальное была Япония и Европа. Но из России практически невозможно нормально, быстро, недорого что-то отправить в Японию, Германию или Швейцарию. А из Америки ты мог это сделать в течение нескольких дней за очень небольшие деньги.
У вас были ситуации провала, когда вы что-то начали, что-то купили, чтобы что-то продать, а оно не продается? Я так условно говорю.
Эмин Агаларов: Были, конечно. Я думаю, что, в частности, в ресторанном секторе у меня были рестораны, на которые я возлагал надежды, а они не стали доходными. То есть я их довел до точки безубыточности вместе со своей командой, но они никогда не окупились, то есть из 35 ресторанов, которые я построил, было три таких не очень удачных, которые до сих пор существуют, но не зарабатывают.
Нести бремя бизнеса и денег — нелегкая ноша, поэтому все, с кем приходится разговаривать на эту тему, имеют в опыте и такие острые, критические моменты. Они бывают из-за контактов с бизнес-партнерами, бывают из-за контактов с государством, со следственными органами, в 1990-е вообще чего только не было. В вашей жизни самый критический момент как выглядел?
Эмин Агаларов: Это цикличная история. В компании в рамках «Крокуса» были кризисы, которые фактически доводили компанию до состояния практически на рубеже банкротства. Это был и конец 1990-х, когда я только-только начал работать. В той части компании, которой я заведовал, мне достались те, можно сказать, финансовые руины, которые мы имели после 1998 года. Потом в 2000-е мы пережили тоже один большой удар, и три с лишним года назад был еще один большой скачок рубля, его обесценивание, что очень сильно на нас повлияло. То есть каждый раз это такая история, к которой, конечно, привыкаешь, с одной стороны, а с другой стороны, ты понимаешь, что все твои бизнес-модели, все формулы, все кредиты, которые были взяты, и обязательства не могут быть выполнены в том объеме, в котором ты спланировал. Поэтому приходится модифицировать компанию, сокращать расходы, где-то сокращать зарплаты, где-то повышать эффективность разных процессов. Это очень неприятный процесс, демотивирующий. Когда ты приходишь на работу и твоя задача сделать так, чтобы компания выжила, чтобы люди стали в твоей компании, в твоей команде зарабатывать меньше, потому что иначе вы банкроты. Это все очень накладно, неприятно, и я могу сказать, что каждый этот процесс отлагает отпечаток, негатив.
Какой из ваших бизнесов вы считаете самым рискованным, самым опасным с точки зрения столкновения с государством, с проверяющими?
Эмин Агаларов: Из проектов самый рискованный в моей жизни — это был фестиваль «Жара», который я затеял в Баку.
Да что вы! Там одни звезды, казалось, чего там бояться? Звезды и охрана.
Эмин Агаларов: Дело в том, что звезды тебе доверяют и верят один раз. Ты берешь на себя огромную ответственность для того, чтобы и логистика хорошо сработала, и все были довольны, и всех встретили, проводили, машина была та, которую он выбрал, номер, саунд-чек, все было вовремя. Когда организовываешь концерт одного артиста, бывает сложно. А одновременно в течение 100 часов организовать 250 выступлений — это очень тяжелая задача. Плюс это все должно было понравиться Первому каналу, попасть в эфир, и рейтинги должны соответствовать тому, чтобы это показать еще раз, потом в следующем году и в следующем. Это был такой рискованный проект. Причем все это делается на берегу моря, без какой-либо инфраструктуры: просто монтируется на песке, ставится генератор и ставится сцена.
А риск погоды есть? Погоду перевернуть просто.
Эмин Агаларов: В Баку примерно 50 ветреных дней в году, соответственно, эти риски очень очевидны. Чтобы их минимизировать, мы решили строить ветрозащиту. То есть даже если будет сильнейший ветер, ветрозащита нас спасает от незаписанного эфира. Естественно, люди, которые придут на фестиваль, будут испытывать адский дискомфорт, и это будет провальное по ощущениям мероприятие, но при этом все артисты выступят, и мы это все сможем показать в эфире Первого канала, поскольку это большой бюджет, которым мы действительно рисковать не можем.
Что главное для вас, чего вы больше слушаетесь, когда принимаете то или иное решение, взвешиваете, что делать, что не делать и как делать? Это интуитивное представление о том, что просто так хочется, и раз мне это нравится, то и людям должно понравиться? Потому что ваш бизнес в принципе адресован публике от песен до домов и квартир, и уж тем более медиахолдинг, рестораны и так далее… Или же есть цифры, и вы, может быть, будете делать не то, что вам нравится, но то, о чем консультанты скажут, что здесь больше шансов заработать деньги?
Эмин Агаларов: Если прислушиваться к консультантам, они всегда могут опираться только на существующий опыт. То есть, если что-то было уже сделано, они могут тебя проконсультировать, как это в той или иной плоскости имело какой-то успех, как это повторить. А поскольку практически все проекты, которыми занимается группа компаний «Крокус», где основатель и руководитель — мой отец, они не подлежат подобному просчету. «Крокус Сити Молл» был построен в 2001 году в чистом поле, вот здесь на МКАД, и ориентирован на люксовую аудиторию и высокие марки. Соответственно, когда мы пригласили консультантов — тогда была большая компания, которая имела огромный успех в России, — они пришли на одну из первых встреч и просто озвучили, что этот проект будет абсолютно провальным, потому что арендаторов мы никогда не наберем, посетителей никогда не будет, никогда за лакшери не поедут на МКАД. Если бы мы их тогда послушали, надо было закрыть двери, не достраивать «Крокус Сити Молл», потому что они профессионалы в области коммерческой недвижимости. Но мы имели определенное видение, как это должно реализоваться, и спустя почти 20 лет «Крокус Сити Молл» до сих пор наш самый финансово выгодный объект из всего, что мы сделали за последние 30 лет в компании. То есть это говорит о том, что нужно опираться на собственное видение, верить в то, что делаете, естественно, взвешивать все риски, опираться на мировой опыт, но в итоге решение принимает один человек. Поэтому, если ты веришь и решил, и это не сумасшедшая идея, то ты всегда найдешь способ, как сделать ее коммерчески выгодной.
Я знаю, что вы в Америке учились, прожили немало, дом у вас есть в Нью-Джерси, должны были быть гастроли, но отменились, потому что, как я понимаю, хотя вы в санкционный список в итоге не попали, но почему-то решили не ехать. Расскажите, сейчас вроде все закончилось или нет?
Эмин Агаларов: Это, наверное, никогда не закончится, потому что такой масштаб все обрело, что периодически об этом напоминают. Но, действительно, было знакомство с Трампом, был совместный проект, мы проводили «Мисс Вселенная» в 2013 году, владельцем которой являлся Дональд Трамп, а потом обсуждали потенциальное строительство «Трамп-тауэр» на территории «Крокус Сити». И все, потом забыли об этом обо всем. Трамп стал президентом, и спустя несколько лет мы стали частью расследования Мюллера, где вся мировая пресса обвиняла Трампа в том, что есть русский след, вмешательство в выборы и так далее. Наша фамилия часто там фигурировала, и мы стали частью расследования Мюллера. В этом году в феврале у меня были намечены гастроли в Америке, это было пять или шесть городов, и многие из них были уже в солд-ауте. А Мюллер давно хотел меня допросить, соответственно, мы через юристов обратились с тем, что я скоро буду в Америке и готов дать добровольные показания: определяйте сроки, я все равно еду и можем пообщаться. На что юристы нас долго мурыжили, не отвечали, и буквально за несколько дней до поездки он мне позвонил и сказал, что, если ты приедешь, ты получишь повестку и будешь вынужден остаться в Америке до завершения следствия.
Приглашение, от которого нельзя отказаться.
Эмин Агаларов: Да. Следствие на тот момент длилось уже более полутора лет. Естественно, поскольку у меня очень насыщенный гастрольный график, и детей у меня много, и обязательств, и бизнес-проектов, я не мог остаться в Америке на неопределенный срок — следствие еще полтора года может длиться. В результате мне пришлось передвинуть гастроли, мы их на год сместили вперед, предполагая, что следствие закончилось. Оно закончилось, нигде ничего не было найдено. Потребовалось порядка 100 млн долларов, чтобы выяснить, что нет русского следа и Агаларовы не причастны к выборам американского президента.
Остался клип, на мой взгляд, очень интересный. В Америке он прошелся через все основные СМИ. Некоторые, кстати, вполне всерьез восприняли, чуть ли не как явку с повинной, другие решили, что вы троллите Трампа, и лишь некоторые решили, что вы троллите расследование. Такой эффект был. На какой эффект вы рассчитывали и как это вообще появилось? Напомнили вы о себе громко этим клипом.
Эмин Агаларов: На самом деле мы, общаясь со СМИ, никак не комментировали, потому что юрист сказал: все, что будет сказано вами, будет использовано против вас в суде потенциально, хотя ничего нового и ничего скрытного или секретного я сказать не мог. Но главная фишка заключалась в том, что если ты одно и то же предложение повторяешь не идентично, в суде это воспринимается как ложное показание. Потому что в этот раз ты сказал так, а сейчас ты сказал чуть-чуть по-другому. Этих несоответствий не может быть, когда ты даешь интервью на одну и ту же тему: все равно, хочешь или не хочешь, факты немножко могут искажаться, меняться, слова могут быть не идентичные, места, время, участники и так далее, поэтому я не комментировал. Но когда я записал песню You Got Me Good, естественно, песня о любви, «попался» — это все о девушке.
А слова кто написал по-английски?
Эмин Агаларов: Слова к этой песне писались несколькими авторами, так же как и музыка, и к делу Трампа не имели никакого отношения. Никто не вспоминал о Трампе, когда песня была написана.
А, так это только видео? Я даже об этом не подумал, честно говоря.
Эмин Агаларов: Соответственно, you got me good означает, что я попался в твои сети любви, грубо говоря, был такой контекст. Когда я режиссеру отправил песню, сказал: хочу клип, предложи мне какие-то концепции. Он живет в Лондоне. Режиссер сказал, что слышит обо мне в последний год в мировых СМИ, постоянно на BBC мое имя рядом с Трампом, Хиллари, Цукербергом, секретными документами и Россией: «У меня родилась такая идея, я слушал песню Got Me Good, к слову «попался» и все эти обвинения, давай это все экранизируем». Я говорю: «Супер! Мне нравится. Давай, распиши сценарий». Он расписал сценарий, и мы взяли двойников Трампа, Хиллари, Цукерберга, и у нас получился такой действительно фан, это, можно сказать, стеб над следствием, потому что все те обвинения, которые были адресованы в мою сторону, были достаточно фантастическими. Потому что одно обвинение, что я передавал секретные документы, другие обвинения, что я повлиял на выборы, далее то, что я поставлял девушек пониженного социального статуса Трампу в отель, когда он был здесь. И мы просто тупо все это отсняли и посмеялись над тем, что действительно обвинения глупые. Мировые СМИ это подхватили, и получилось то, что получилось.
Вы эту песню на гастролях в Америке будете петь?
Эмин Агаларов: Обязательно.
Я так понимаю, теперь гастроли состоятся.
Эмин Агаларов: Мало того, я ее пел сейчас на гастролях в Германии, я пою ее на гастролях в России.
Ее узнают?
Эмин Агаларов: Мало того что ее узнают, я ее всегда посвящаю следствию, Трампу и передаю американским друзьям привет.
Еще про Америку немножко. В Америке две страсти: импичмент сейчас, как мы знаем, и харассмент. Когда вы жили и учились там в 1990-е, естественно, ни того ни другого... Нет, импичмент тоже был. По поводу харассмента, кстати...
Эмин Агаларов: Как раз когда учился, был импичмент по поводу Клинтона, сигары и Моники Левински.
Попадись он сейчас на таком составе, тут, как говорится, его бы никто не спас. Нам отсюда все еще кажется чуть-чуть странным, как вы думаете, надолго, навсегда вот такой перелом?
Эмин Агаларов: Мне кажется, это вообще мировой тренд — харассмент. Мы сейчас слышим новости о Пласидо Доминго, которого обвинила куча женщин...
Ну, вот это уже совсем, мне кажется. В 1970-е годы…
Эмин Агаларов: Да. В нью-йоркской опере он больше не может петь, потому что... непонятно почему. То есть ничего не доказано еще, а уже все.
Так, скорее всего, и не будет: там же анонимные заявления.
Эмин Агаларов: Да. Некоторые высокие дома во Франции сейчас в корпоративной политике прописали, что люди, работающие в этой компании, не имеют права заходить в один и тот же лифт, если там девушка и парень. То есть должно быть минимум две девушки или два парня. Просто лифт ездит пустой, потому что кто-то кого-то может обвинить и компания может пострадать. Все это обрело уже совсем идиотический ракурс. Но таким образом, я не знаю, все девушки, которые у меня работают в офисе, да и мужчины, наверное, тоже могут обвинить меня в сексуальном домогательстве, если у них будет такое желание, да? И отвинтиться ты от этого никогда не сможешь, потому что анонимно тебя обвиняют и даже непонятно, за что, как и почему.
Вы ведь еще работаете в моде? Сейчас и Victoria's Secret, и Barbie: все представления о прекрасном меняются c точки зрения моды и одежды. То есть этот тренд уже затрагивает эти сферы. С этой точки зрения как вы смотрите на это?
Эмин Агаларов: Ну, фэшну это, наоборот, полезно. Мне кажется, что все, что касается какого-то внимания к каким-то конфликтам, фэшн всегда от этого выигрывает, потому что всегда эти коллекции обыгрываются — новый ракурс, новый взгляд, новая сексуальная ориентация — изобретенная. Поэтому это будет только в плюс.
Тогда совсем другая тема напоследок. Мы рассказывали на Business FM про такое небольшое кафе в Петербурге, по-моему, на Васильевском острове, «Добродомик». Там такая история, как я знаю, что случайно они, в общем-то, пожалели пенсионера, который не мог заплатить: стали его кормить, потом пришли другие. И потом это превратилось в такую вот коммуну, когда люди помогают, приносят продукты, а кафе «Добродомик» всю середину дня бесплатно кормит пенсионеров, вплоть из Ленинградской области стали приезжать. [Кафе] стало известным. А потом пришла проверка, как часто бывает, и что-то нашла. В общем, все это вышло. И вот теперь «Крокус» и именно вы решили открыть «Добродомик» в Москве. Это будет по франшизе? Я в бизнес-терминах спрашиваю, потому что это же не сетевая история абсолютно.
Эмин Агаларов: Она станет сетевой. Александра Синяк и ее муж придумали эту концепцию. Спонтанно, действительно: они кормили пожилого человека, с которого они решили не брать деньги. А потом работала другая смена, официантки, и он начал приходить каждый день. Ну, им не сложно было, там, суп, горячее. Потом ему кто-то принес счет, он рассчитался и больше не пришел. И они тогда решили сделать из этого такую акцию, где днем они будут всех пенсионеров кормить бесплатно. Меня очень тронула эта идея, а прислал мне ее спонтанно отец по WhatsApp. И он мне прислал этот ролик без комментариев, без ничего. Я его посмотрел, и когда я был на гастролях в Питере, я попросил о встрече, приехал, познакомился и сказал, что я хочу тоже участвовать, помогать. И с тех пор мы ежемесячно финансируем «Добродомик» в Санкт-Петербурге. Я спросил разрешения и возможности у Александры тогда сделать подобную историю в Москве. На что она мне сказала, что с удовольствием, конечно, такая возможность есть, но она говорит, что ей бы хотелось, поскольку я человек бизнеса ресторанного, получить какую-то консультацию о том, как можно было структурировать эту историю, потому что к ней запросы приходят со всей страны. Но не совсем понятно, будет ли тот или иной ресторан соответствовать СанПиНам, нормам, качеству и так далее. Как это определять, как это делать. И я помог вместе со своей командой для нее выработать некое такое правило франшизы, некоммерческое, естественно, для того чтобы работать в этом направлении. Она сейчас его начинает активно применять. Поэтому я взялся открывать «Добродомик» в Москве и в Баку.
Вот вы говорите, эта франшиза будет некоммерческая. А все-таки эти люди, которые совершенно спонтанно, просто, в общем-то, от доброго сердца открыли этот ресторан в такой форме в Питере, они заработают что-то на этой известности, на этой инициативе? Или они так и останутся ровно такими же, какими они и были, простыми, семейными?
Эмин Агаларов: Я убежден, познакомившись с ними лично, и они уже неоднократно были у меня здесь в этом кабинете — когда приезжают в Москву, мы встречаемся, общаемся, обсуждаем, — что это люди определенного настроя, они не коммерчески ориентированы. То есть, скорее всего, они будут дальше, я надеюсь, проживать свою жизнь, кормить сотни, тысячи, а может, и десятки тысяч пенсионеров бесплатно, получать от этого колоссальное удовольствие. И в этом вот счастье их жизни, они этому в принципе и готовы посвятить всю свою жизнь. Что меня безумно восхищает, и, естественно, я тоже хотел стать частью этого процесса.