Повышение пошлин на ввоз импортного бурового оборудования может ударить по нефтяной отрасли и госбюджету

Интервью Михаила Делягина, директора Института проблем глобализации

Введение с нового года 10-процентной пошлины на импорт бурового оборудования в России приведет к снижению темпов освоения новых месторождений. В результате сократится внутренний рынок нефтепродуктов и, как следствие, повысятся цены. При этом пошлина не решает проблем российских производителей буровых установок.

Об этом заявил в интервью Business FM директор Института проблем глобализации, доктор экономических наук Михаил Делягин.

— Как устроен рынок бурового оборудования сейчас?

— Примерно 40% — это дешевая китайская техника. По цене она 33–40% дешевле российской. Когда китайцы вычищают нас с нашего же рынка, пошлина в 10% — это как мертвому припарка. Это легкое моральное удовлетворение, что у китайцев тоже есть проблемы на нашем рынке. Все, ничего больше.

Остальные 50% — это рынок сложного оборудования, которое инновационное. Оно предназначено для работы в очень тяжелых условиях, для повышения уровня извлечения нефти. У нас поразительно низкий уровень. У нас «Роснефть» призналась: для того, чтобы повысить уровень извлечения нефти (за три года планируют повысить с 38,4% до 40% — у нас показатель сильно ниже, чем в аналогичных условиях на Западе) на 1,6% пунктов, компании нужно в полтора раза — и она это планирует — увеличить объем высокотехнологичного бурения с 15 до 22%. Это самый важный сегмент рынка. На нем наши конкурируют с иностранцами. Наши производители в значительной степени уступают просто как сборочный цех. Примерно половина комплектующих — самые сложные иностранные. У нас собираются и к ним добавляется наше оборудование. Это не очень качественно и надежно. Это не очень хороший сервис.

Пошлина, которая вводится, не решает проблем нашей буровой отрасли. Эту отрасль нужно просто модернизировать. У нас как в начале 90-х годов: слова произносятся правильные про модернизацию, про роль государства, которое должно создавать институты и направлять развитие. Когда доходит до дела, я — чиновник. Ко мне приходят люди, отраслевые лоббисты, представители предприятий. Я спрашиваю, чего надо? Они мне что-то говорят. То, что я понял, я делаю. Всё.

Производители бурового оборудования были раздроблены отраслью. На них вообще никто не обращал внимания. Год назад пошли процессы концентрации, серьезные процессы. Возникли структуры, которые имеют большой серьезный лоббистский потенциал. Но отрасли это помогло незначительно. Есть проблемы, которые нельзя решить повышением пошлины.

— Инвестиций нет?

— Предприятия сами в себя вложить не могут. У них есть средства на поддержание штанов. Это специфика машиностроения. Для этого нудны значительные инвестиции. Их может дать нефтянка, но им это не очень интересно. Для них вопрос о технологической безопасности страны не стоит. Они не могут представить ситуацию, когда все наше оборудование закупается у Запада. После чего Запад говорит, а мы с сегодняшнего дня будем продавать оборудование только на те месторождения, которые разрабатываются частными компаниями и желательно с участием нашего капитала. У вас есть государство и «Роснефть», значит, 50% нам отдайте и работайте дальше. Или через два года вы остановитесь.

— 10-процентные пошлины нашим предприятиям не помогут?

— Они помогут на год, на два. На сохранение позиций. На то, чтобы сдавать рынок не так быстро. Мы вообще-то в ВТО вступаем. Правило ВТО жесткое — вы не можете увеличивать общий уровень защиты своей экономики. При этом наши переговорщики сдали в ходе переговоров не только все, что можно, но и все, что нельзя. Через некоторое время возникнет вопрос — спасать сельское хозяйство путем повышения пошлин, в котором занято четверть населения страны? Или спасать отрасль бурового оборудования, где занято несколько десятков тысяч человек? Интересами производителей бурового оборудования пожертвуют. Потому что отрасль не очень большая.

— Что за эти три года может произойти с нашей нефтянкой, на них пошлина отразится?

— За эти три года нефтяники обнаружат, что им приходится дороже платить за оборудование, к которому они привыкли. После чего им показываешь палец, они говорят: «Вы совершенно правы, теперь бензин будет стоить на рубль дороже». Нельзя же бесконечно повышать цены на бензин. Оборудование стоит дороже, у нас деньги ограничены. Что делать? Мы пересматриваем производственные планы. Теперь будем бурить поменьше. При инерционном развитии процессов добыча начнет сокращаться уже в следующем году. И к 2014 году ее объем снизится на 2%. С 510 до 495 млн тонн. Это будет не за счет сокращения экспорта, а за счет сокращения поставок на внутренний рынок.

— У нас и так нефтепродуктов не хватает? Или это миф?

— Вопрос спорный. Где заканчивается нефтяная пропаганда и где начинается потребительская реальность, это спорный вопрос. Если мы будем иметь на 15 млн тонн меньше, экспорт приносит страшные деньги всем. Не только те деньги, которые мы видим в отчетах. Это еще кредитные рейтинги, стоимость корпораций, проценты и т.д. Никто не будет экономить на экспорте. Будут экономить на нас с вами.

— Будет политическое решение? ФАС скажет: разберитесь с «Роснефтью»...

— Разбираться бесконечно нельзя. Это шикарная штука, которая великолепно работает в горизонте трех месяцев. В горизонте 6 месяцев она работает похуже. А на годовом - она просто не работает. Соответственно приходится менять правила игры. Реиндустриализация повышением пошлин не делается. Она делается государственной политикой, гарантиями. В самом худшем случае государственными инвестициями с последующей приватизацией. Но 10% пошлины — это лечение перелома обезболивающим.

— Это проблема не только сегмента машиностроения?

— Это государственная проблема. Проблема важнейшая для добычи нефти. Но в ней отражается все. Государство искренне думает, что оно решило проблему. А оно ее приморозило на пару лет. Конкурентоспособность на наших заводах от этого не возникла.

— Где должен быть создан центр принятия стратегических решений?

— Он не должен быть в рамках министерства. Это должен быть отдельный орган при правительстве. Или отдельный орган при президенте. Может быть при Гидрометцентре, если ему дадут полномочия. Хоть при Академии наук. В Советском Союзе был и до сих пор остается Совет по развитию производительных сил. Формально общественная организация. Но это был важнейший центр принятия и подготовки решений. Сейчас у нас есть масса зародышей, с которых это можно вырастить. Но никто не хочет выращивать. Логичнее, чтобы это было при председателе Совета министров. Отдельный орган стратегического планирования.