Столетие Февраля: революция, которую никто не готовил и не ждал. Комментарий Георгия Бовта

Вокруг событий февраля 1917 года существует немало мифов. Как все обстояло на самом деле? Был ли заговор элит, почему запоздали реформы Николая II, и что способствовало вызреванию революции?

В эти дни мы отметим 100-летие Февральской революции 1917 года. Историки до сих пор спорят о том, что стало поводом для нее, и можно ли было этого избежать. Мы много слышали о том, что предшествовало Великой Октябрьской социалистической революции, особенно каждый шаг готовивших тот переворот большевиков. А вот канун Февраля долгое время был незаслуженно забыт. При этом Февральская революция, если иметь в виду действовавший тогда в России юлианский календарь, на самом деле, такая же именно «февральская», как последовавшая осенью социалистическая — «октябрьская». Ведь годовщину последней мы всегда отмечали 7 ноября.

Вокруг событий февраля 1917 года уже успело «заплесневеть» немало мифов. Согласно одному из них, например, поводом для начала массовых беспорядков в Петрограде стала нехватка хлеба и вообще продовольствия. Это не так. Суровые метели, на время прервавшие снабжение города продуктами, стали поводом лишь для слухов о грядущем голоде. На деле запасов было на три недели автономного существования. Однако общественность, впавшая к тому времени в настоящую истерику от полного недоверия к монархии, готова была верить в самые фантастические слухи. И когда эти слухи наложились на локаут 30 тысяч рабочих Путиловского завода, причем без особых на то причин, спусковой механизм хаоса был запущен.

И в этот момент император уезжает из Царского села близ столицы в ставку в Могилев. Одни считают, что его туда выманили, и это было частью заговора. Другие все списывают на малодушие Николая и неспособность осознать ситуацию. Третьи полагают, что он не мог не реагировать на упреки в том, что находится вдали от действующей армии. А есть и другая версия: он поехал в ставку, чтобы справиться с заговором, который зрел там. А поводом было, в частности, то, что вопреки его указаниям в Петроград не прислали верных частей для подавления беспорядков, а прислали матросов, которые сразу «спелись» с бунтующими рабочими. Николай ехал за верными ему частями.

Был ли заговор элит? Есть много свидетельств тому, что был — и в Государственной Думе, и не только. Как были и попытки мобилизовать правых на ответные силовые действия. Интересно, что сам Николай зимой уже начал склоняться к неким конституционным реформам, к которым мог быть приурочен досрочный роспуск Думы. Но реформы в России, как известно, всегда запаздывают. Император планировал свои действия на начало апреля, чтобы приурочить их и к Пасхе, которая выпадала на 2 апреля, и к весеннему наступлению на фронте. То есть когда говорят, что он совсем не чувствовал надвигающейся катастрофы, это не совсем так. Он скорее хотел оттянуть решающее столкновение с той самой сплотившейся против него «общественностью», расставить нужных людей на ключевые позиции, а также иметь за спиной силовые структуры, готовые подавить беспорядки. А затем уже объявить о либерализации государственного строя, в том числе создать то самое «ответственное перед Думой правительство», которого добивались оппозиционеры. Конечно, он сильно запоздал со своими действиями, и они были неадекватны ситуации. Особенно, конечно, красноречива его резолюция на одном из докладов, призывавшем ужесточить режим в условиях военного времени и репрессировать наиболее оголтелых радикалов: «Во время войны общественные организации трогать нельзя», начертал Николай. Это было в конце января.

Февральскую революцию организационно никто не готовил. Но она варилась в головах, она вызревала в обществе и правящем классе, по мере морального разложения этого правящего класса, который вдруг словно коллективно сошел с ума от собственных фантазий на тему свободы и безответственности одновременно. Февраль 1917 — это, прежде всего, моральный крах элиты страны, а уже затем интриги британской и германской разведок, амбициозные и самонадеянные действия думцев и банальное предательство петроградского гарнизона. Потом Булгаков в «Собачьем сердце» сформулирует это классическое — «разруха не в клозетах, она в головах». Опыт Февраля состоит в том, что когда такой момент тотальной разрухи в головах настает, то уже бесполезно надеяться на толковых министров, которые спасут от кризиса, отзывать верные части с фронта или еще откуда-нибудь, пытаться договориться о чем-либо с оппозицией, вошедшей в разрушительный раж. Потому что не поможет. Хотя, казалось бы, всего за месяц до февраля 1917 ничто не предвещало падения Империи.