Вопросы языкознания как повод для политических споров. Комментарий Георгия Бовта

«Хотя всякий университет не преминет заявить, что не несет ответственности за личные публикации в соцсетях своих сотрудников, на самом деле такая ответственность уже давно подразумевается широкой публикой», — считает политолог

Глава комиссии по академической этике Высшей школы экономики Наталия Ерпылева признала, что преподавателя «вышки» профессора Гасана Гусейнова не уведомили о решении, вынесенном после скандала с его публикацией о русском языке. «Мы приносим извинения профессору Гасану Гусейнову от лица комиссии за эту ситуацию». Ранее комиссия рекомендовала преподавателю принести извинения за слова об «убогом клоачном русском языке». Гусейнов просить прощения отказался, пояснив, что имел в виду не язык, а людей, которые его портят.

Профессора между тем поддержали более сотни писателей. Так, ассоциация «Свободное слово» опубликовала открытое письмо в поддержку филолога Гусейнова. Среди подписавших — Людмила Улицкая, Денис Драгунский, Виктор Шендерович и Лев Рубинштейн. «Нам казалось, что советская традиция вынуждать к покаянию перед партией и народом самых ярких, талантливых, независимых осталась в далеком прошлом. И тут мы ошиблись вновь», — говорится в письме.

В конце октября Гусейнов в Facebook написал, что в Москве «невозможно днем с огнем найти ничего на других языках, кроме того убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна» (впоследствии он сообщил, что пост удалила администрация соцсети). Позже филолог пояснил, что имел в виду не сам русский язык, а то, как его используют. Языку не повезло, потому что «на нем говорят болваны», сказал он. Можно ли считать скандал исчерпанным?

Резонанс от скандального поста в соцсетях профессора Гусейнова получился тем звонче, что он совпал с выступлением президента Владимира Путина, во время которого тот заявил, что «пещерные русофобы» объявили русскому языку войну. В соцсетях и за их пределами развернулись бурные дискуссии. Там много было разных тезисов понакидано, так что многие уже забыли о первоначальном поводе. Некоторые намекали даже на то что, мол, не человеку с фамилией Гусейнов судить о чистоте русского языка. Другие, напротив, указывали, что, по сути, филолог выступил как раз за чистоту языка и в его защиту. В том числе от гопнической лексики, с одной стороны, и от бюрократического новояза, делающего непонятным написанное и сказанное для большинства населения страны — с другой. Комиссия по этике ученого совета «вышки» призвала Гусейнова извиниться. Однако он не стал, а многие, в том числе сотрудники Высшей школы экономики, усмотрели в этом отголоски советских времен, когда отступивших от линии партии призывали публично каяться и извиняться.

Однако на ситуацию можно посмотреть и с другой стороны. И в данном случае важно не то, что имел в виду филолог Гусейнов, а то, как его многие поняли. И если его высказывание вызвало неоднозначные толкования, что потребовало от него дальнейших разъяснений и уточнений, то это как минимум означает, что филолог выразился недостаточно точно или даже двусмысленно. Или представим себе ситуацию, когда профессор какого-нибудь уважаемого, скажем, американского университета публично выступил бы с гневной критикой в адрес, ну, скажем, чернокожих жителей нью-йоркского Гарлема. Что они, дескать, говорят на каком-то не таком, неправильном английском. Мне, помнится, потребовалась не одна неделя жизни там, чтобы научиться различать на слух хотя бы отдельные фразы, — столь сильно отличалась лексика и произношение от того, чему нас учили в английской спецшколе. А если неподготовленный человек попадет, скажем, в Техас, то он вообще может подумать, что тамошние аборигены говорят не по-английски, — столь разнится его произношение там.

Однако что-то не приходилось видеть и читать публичных выступлений американской или английской профессуры на тему «не того народа», говорящего «на клоачном» английском языке. А если бы такое выступление вдруг состоялось, то, во-первых, от такого смельчака-пуриста тотчас потребовали бы публичных извинений. И он бы их поспешно принес, сказав, что его не так поняли и он сожалеет. А во-вторых, это извинение его все равно не спасло бы, скорее всего, от немедленного увольнения. И ссылки на времена маккартизма, когда тоже заставляли публично каяться, тут бы «не прокатили», простите мне мой «клоачный».

И хотя всякий университет не преминет заявить, что не несет ответственности за личные публикации в соцсетях своих сотрудников, на самом деле такая ответственность уже давно подразумевается широкой публикой. Не говоря уже о тех, кто наверху внимательно следит за подобными скандальными публикациями и рассуждает на тему «это что это они там у себя развели такое?». А еще у нас многие болезненно относятся к выражению «эта страна», которое профессор-филолог Гусейнов тоже употребил в своей скандальной публикации. Многие полагают, что это калька с английского this country. Однако в русском языке, в отличие от английского, эта фраза имеет некую коннотацию отстраненности. У нас принято говорить «наша страна», особенно когда критикуешь какие-то в ней явления. Так будет правильнее.