Charlie Hebdo, ИГ и Сирия — многие французы ждали, что все это послужит почвой для новых терактов в стране. Об этом в интервью Business FM рассказала директор Мультимедийного комплекса актуальных искусств Ольга Свиблова, которая сейчас находится в Париже
Директор Мультимедиа Арт Музея Ольга Свиблова. Фото: Станислав Красильников/ТАСС
Террористические акты в Париже: 128 человек убиты, 180 — серьезно ранены, 80 из которых находятся в критическом состоянии. По словам президента Франции Франсуа Олланда, ответственные за теракты — боевики запрещенного в России «Исламского государства».
О том, что происходило этой ночью во французской столице, Business FM рассказала директор Мультимедийного комплекса актуальных искусств Ольга Свиблова. С ней беседовала корреспондент Business FM Наталья Шашина.
Как вы оказались в Париже? Вы приехали на какое-то мероприятие? Они были отменены?
Ольга Свиблова: Я приехала на Paris Photo, это ежегодная крупнейшая встреча фотографическая всех специалистов мира. Я приехала, естественно, по делу. 19 лет в одно и то же время все люди этого мира собираются вместе и решают свои планы на будущее. Сегодня Paris Photo как раз закрыли. Закрыты рынки, закрыто все. И на самом деле, у меня это вызывает сомнения, что это правильное решение, и многие французы этим возмущаются, потому что, с одной стороны, понятно, что эта трагедия жуткая, и я вчера оказалась по воле судьбы в 300 метрах от событий.
Каких именно?
Ольга Свиблова: Мы были в галерее Фий-дю-Кальвер, это метро Фий-дю-Кальвер, это реально 250-300 метров и до ресторана, и до театра. А мой сын, который не остался на ужин, потому что было 19 лет галерее и встреча с художниками, мы все остались, он просто пошел домой, и еще оказавшись в 70 метрах около метро думал, идти пешком или спуститься в метро. Решил идти пешком несколько остановок, чтобы сесть на прямую линию. Ничто не предвещало этот пятничный вечер, весь Париж, как всегда, в пятницу вечером — на улицах, в кафе, в ресторанах, и это очень оживленный квартал. И к счастью, я с вами сейчас разговариваю, к счастью, я нашла сына уже к утру. До 02:30 утра нас не выпускали на улицу, и все были, как в подводной лодке заперты, каждый в своем дворе, ресторане, кафе. Утром я первый раз шла по Парижу пешком. С 88-го года, когда я первый раз сюда приехала, я думала все время, что у меня есть мечта, я хочу погулять пешком по Парижу. Все время некогда, потому что я никогда не была в Париже без дела. Я первый раз шла пешком от Фий-дю-Кальвер на место, где я сейчас живу. И это, конечно, не было весело, очень странно, потому что огромное количество полицейских машин, сирены, которые гудят до сих пор, к Бастилии мимо нас по набережной проносятся машины с сиренами, и одновременно огромное количество людей, которые так же, как и мы были заперты, которые пытаются вернуться домой. Какое-то невероятное возбуждение. Я не говорю, что много было людей в этот момент, просто уже в состоянии неадекватном, потому что запирали людей в кафе, ресторанах и так далее.
Ольга Львовна, вы же со многими своими коллегами общались и обсуждали произошедшее, что говорят французы о том, что произошло?
Ольга Свиблова: Многие французы говорят, что они этого ожидали.
А реакцию властей, как работают спецслужбы?
Ольга Свиблова: Мы же были буквально рядом с этой редакцией Charlie Hebdo. Среди нас была Наташа Валинских, замечательная журналистка, пишущая об искусстве, о фотографии, она дочка человека, который основал Charlie. И вот этот старый человек, которого убили, это ее папа. И вот она сидела рядом с Charlie. Многие, конечно, ждали, что это может случиться, потому что было очевидно, что история с Charlie не закончилась, и, в общем, эта история, которая уходит корнями, вы помните, может быть, и волнения в Страсбурге, и сожженные машины. И не так давно, несколько лет назад этот кошмар в Париже. Все одна и та же проблема — это политики мультикультурности и краха каких-то старых установок, при которых кажется, что можно в одном месте силой что-то сделать, и в другом месте не получить бумеранга. Сегодня мир настолько транспарентен, здесь невозможно, если не будет какой-то беспредельной аккуратности, понимания того, что чиркни спичку — взорвется все. То, что спичка взорвется, многие ждали.
То есть ждали именно из-за Charlie, не из-за «Исламского государства», не из-за Сирии?
Ольга Свиблова: Все вместе, потому что все понимали, что Charlie, ИГ, Сирия — это все связано. Потому что то, что было в Charlie, то, что было в Сирии, то, что было в Ираке, само появление ИГ, понятно, что это все вместе. Это нельзя рассматривать сепарировано. Сейчас, конечно, многие говорят, что то, что еще не объявлен траур, с одной стороны, а с другой стороны, то, что Париж весь закрыт и перекрыт, и вся жизнь в нем остановлена, это вызывает недоумение, потому что получается, что люди, которые совершили эти страшные теракты, они победили, они остановили жизнь. То есть официальная статистика — это 8 смертников, 8 террористов. Если 8 человек могут привести к тому, что места, да, это опасно места скопления людей, с другой стороны, рынок, я не знаю, то же самое Paris Photo, которое закрыто, это места, где люди могут общаться. И в этот момент важно, чтобы они общались и были вместе.
Ольга Львовна, скажите, среди ваших знакомых, какое отношение к мигрантам?
Ольга Свиблова: Я все-таки общаюсь с людьми, которые работают в культуре, понятно, что они все абсолютно, беспредельно и бесконечно толерантны. Другой вопрос, что у многих из них, я вчера шла домой, например, с замечательным издателем, и у многих есть иллюзии, к сожалению, до сих пор, что политика мультикультурности — какая-то правильная политика. Вот им кажется, что сейчас придут беженцы, неправильно их в одно место поселить. А если их распределить по разным деревням, то тогда будет адаптация.
Но теперь, возможно, отношение поменяется к мигрантам?
Ольга Свиблова: Я не знаю, поменяется оно или нет, я знаю только одну вещь, что я видела плоды этой мультикультурности давно. Я 15 лет, к сожалению, ныне покойному французскому мужу говорила, что эти прелестные деревни, средневековые, все это прекрасно, они все безлюдные. И вот стоят подростки. Вот они стоят на разных улицах, они ничего плохого не делают, они смотрят. Они смотрят на проходящих, они смотрят на проезжающих, они едят гораздо лучше, чем мы ели в России. Они отлично одеты, и они нормально живут. И у них французские паспорта. Но они на тебя смотрят, они смотрят на любого, как люди, которые стоят на обочине. Они не чувствуют себя включенными в эту культуру, в эту страну. И то, что на моих глазах происходило, например, в нашей же деревне на юге Франции, где у нас летний домик был, там просто образовалось гетто. Оно выросло на глазах. Гетто никто не организовывает, никто не селит людей специально в этом квартале. Гетто образуются сами. И в эти гетто нельзя войти, это своя культура, своя религия, своя пища, свои традиции и свои законы.
