Бунт — язык тех, кого не выслушали

Свою оценку сегодняшней социально-политической ситуации в России дает в интервью BFM.ru директор Центра этнополитических и региональных исследований Владимир Мукомель

Свою оценку сегодняшней социально-политической ситуации в России дает в интервью BFM.ru директор Центра этнополитических и региональных исследований Владимир Мукомель. По его мнению, некоторые шаги власти по борьбе с безработицей являются не вполне адекватными, тогда как проводимая социальная политика должна базироваться на оценке возможных последствий принимаемых решений, а не на благих пожеланиях.

— Согласно официальным данным, число безработных достигло 6 млн человек и их число продолжает увеличиваться более быстрыми темпами, чем рассчитывало правительство. Каких масштабов может достичь безработица, будет ли она носить структурный или массовый характер?

— Масштабы безработицы зависят от масштабов кризиса, возможности его купирования. Сегодня пока можно только гадать, что будет на протяжении этого года, особенно во второй его половине. Кроме того, масштабы безработицы зависят от принимаемых мер. Если мы повышаем пособие по безработице, то тем самым стимулируем официальную безработицу. В прошлом году безработица носила преимущественно структурный характер. Я хотел бы обратить внимание на то, что численность зарегистрированных безработных в январе этого года составляла 1,7 миллиона человек, из которых 1,4 миллиона получали пособие. Но одновременно существовало огромное количество вакансий — только заявленных предприятиями насчитывалось почти миллион. Однако сегодня большинство предприятий не заинтересовано в том, чтобы показывать эти вакансии. Отсутствует двусторонняя связь. Есть свободные вакансии, но предприятия их просто не показывают.

Еще один важный фактор: безработные не бросаются на первую попавшуюся работу, стремятся выбрать что-нибудь получше, а те свободные вакансии, которые фиксирует служба статистики, — достаточно плохие. Поэтому, по данным Росстата, среднее время поиска работы в августе минувшего года составляло 7,9 месяцев. И несмотря на наличие огромного количества свободных мест, работник выбирает ту работу, которую он считает интересной. Этот, преимущественно структурный характер безработицы, сохранится и в этом году несмотря ни на что.

— Как вы считаете, правительству удается контролировать ситуацию в сфере занятости? И те меры, которые принимаются, например, общественные работы, — насколько они адекватны нынешней ситуации и способствуют ли ее исправлению?

— Некоторые шаги адекватны и логичны. Такие как переобучение, повышение квалификации. Некоторые нелогичны и диковаты. Скажем, предлагается стимулировать переселение. Куда? В каких регионах у нас столь жгучая потребность в рабочих руках? Какова будет цена этого перераспределения трудовых ресурсов? Об этом надо задумываться, надо сначала считать и обсуждать.

Организация общественных работ также вызывает сомнения в том, для кого они предназначены. Если они рассчитаны на офисных работников и специалистов по IT, то очевидно, что эти люди, обладающие высокой квалификацией в своей области, никогда не пойдут на общественные работы.

И не факт, что на эти работы пойдут и неквалифицированные работники. Возможно, конечно, но при некоторых условиях, в частности, если оплата будет существенно выше, чем пособие по безработице. Ведь если пособие в Москве сейчас составляет 6 тысяч 600 рублей, то очевидно, чтобы привлечь работника на общественную работу в столице, нужно предложить ему хотя бы тысяч девять.

Вообще говоря, многие меры исходят из предпосылки, что безработица — это плохо и ее надо свести до нуля. Но, во-первых, она носит структурный характер, а, во-вторых, сохранение любой ценой рабочих мест означает снижение эффективности функционирования экономики за счет того, что сохраняются неэффективные бизнесы и предприятия. Сегодня ситуация абсурдна. Российский бизнес — сошлюсь на исследования профессора Высшей школы экономики Владимира Гимпельсона — не сокращает рабочие места, а снижает оплату труда и рабочую неделю. Это, на мой взгляд, не только продукт «советской» идеологии, но и давления на бизнес со стороны властей.

— Кризис серьезно отражается на социальном статусе некоторых слоев населения. Есть ли опасность потерять средний класс?

— Кризис отразился на всех социальных слоях. Потерять средний класс нельзя, но кризис может существенно сократить его численность, его удельный вес, и это достаточно серьезная угроза. Конечно, есть много методологических проблем: кого относить к среднему классу. Но очевидно, что угроза сокращения доли и численности среднего класса серьезна.

— Как кризис влияет на динамику численности среднего класса?

— Насчет динамики сейчас сложно сказать, можно только гадать. У нас нет качественной статистики. Нужно проводить специальные исследования. Но, очевидно, тенденции негативны и сейчас средний класс страдает в первую очередь.

— Каково состояние социально-политических настроений и насколько вероятен рост протестных выступлений?

— У нас складывается достаточно странная ситуация — при общем недоверии к политическим и социальным институтам, доверие к лидерам государства — президенту и председателю правительства — сохраняется на достаточно высоком уровне. Это парадоксально: люди должны доверять институтам, а не персоналиям.

Если говорить о возможных социально-политических протестах, обусловленных именно кризисом, ростом безработицы, то надо иметь в виду, что больше всего проблем сейчас в республиках. В первую очередь, в республиках Северного Кавказа, то есть в Чечне, Ингушетии, Дагестане, далее в Калмыкии, Туве, республике Алтай, Бурятии, Забайкальском крае. Но утверждать, что в этих республиках можно ожидать социального взрыва, было бы упрощением по той причине, что очень высокий уровень безработицы там уже не первый год, и кризис существенного его роста не повлек.

Кризис ударил в первую очередь по моногородам, по крупным промышленным предприятиям в металлургии, обрабатывающей промышленности, по стройиндустрии и так далее. А это, в основном, большие города, города-миллионники. Насколько вероятен рост протестных настроений, сегодня сложно сказать, пока он не отслеживается социологами.

— То есть вы считаете, что имеющаяся информация говорит о том, что каких-то значимых социальных выступлений не будет?

— На данный момент — нет. Но есть определенные подвижки: повышается доля тех, кто считает, что мы идем в неверном направлении, снижается доля уверенных в обратном. Но это все еще в пределах рамок социальной стабильности.

Однако есть другая серьезная проблема, которая заключается в том, что власть обращается с обществом и с населением так, как будто бы она лучше знает, что нужно обществу, человеку. Мы всегда должны помнить слова Лютера Кинга: «Бунт — это язык тех, кого не выслушали». И в этом плане, конечно, необходим диалог власти и общества.

— Существует ли сегодня взаимодействие власти и экспертного сообщества? Насколько политическая система России восприимчива к имеющимся вызовам, или она нуждается в определенной модернизации?

— Диалог идет и сейчас, но это не тот уровень обсуждения, который необходим. Совершенно не слышно трезвой оценки ситуации в масс-медиа, в СМИ. Необходима постоянная обратная связь между властью, экспертным сообществом и рядовыми гражданами. Сегодня такой связи нет, и если рассуждать о том, является ли политическая система восприимчивой к вызовам в социально-политической сфере или нуждается в определенной модернизации, я бы сказал, что она, скорее, неадекватна социальным вызовам, нежели наоборот. Она действительно нуждается в серьезной коррекции. И главное, что необходимо — обсуждение предлагаемых решений, их всесторонняя оценка.

— Насколько эффективными могут быть меры по регулированию рынка труда с помощью ограничения миграции? Уместно ли проводить такую политику в сложившейся ситуации?

— Уместно проводить любую политику, которая базируется на оценке возможных последствий принимаемых решений, а не на благих пожеланиях. К сожалению, мы очень мало знаем о рынке труда. Служба занятости охватывает не более 25–30% рынка труда — это первое. Второе — мигранты, по большей части, не конкурируют с принимающим населением. Если москвич получает пособие по безработице размером 6,6 тысячи рублей, пойдет ли он на работу, где оплата составляет 7–8 тысяч? Нет, конечно, — ответ понятен. А вот трудовой мигрант из среднеазиатской республики пойдет. И будет работать.

Пытаясь ограничить численность трудовых мигрантов, мы искусственным образом выбрасываем их в теневую сферу, и это становится серьезной социальной проблемой. Считаю, что всякие попытки ограничить приток мигрантов, в первую очередь из государств СНГ, обречены на провал. Повторюсь, они чреваты серьезными социальными последствиями по той простой причине, что мы их выбрасываем в теневую занятость. Низводим до положения бесправных рабов в угоду немотиворованным, необоснованным решениям и потворствуя квенофобиям.

— То есть нужно не ограничивать трудовую миграцию, а стараться переводить ее легальное русло?

— Да, однозначно.