Танкаев: «Россия может добывать 1 трлн кубометров газа»
Лента новостей
Ведущий эксперт Союза нефтегазопромышленников России рассказал BFM.ru о том, зачем России нужна совместная с Ираном нефтяная биржа, о перспективах добычи газа на постсоветском пространстве, а также о потенциале российских месторождений
Ведущий эксперт Союза нефтегазопромышленников России, генеральный директор компании «Инфотек-терминал» Рустам Танкаев рассказал BFM.ru о том, зачем России нужна совместная с Ираном нефтяная биржа, о перспективах добычи газа на постсоветском пространстве, а также о потенциале российских месторождений.
— Почему Россия решила создать совместную нефтяную биржу с Ираном? Какова будет специфика ее работы?
— Эта биржа будет более широкого профиля, и в перспективе на ней должны продаваться не только нефть и нефтепродукты, но и газ, и контракты на поставку газа. Я уверен, что такая биржа будет очень полезна и для России, и для Ирана. И на то есть три причины. Во-первых, она имеет политическое и психологическое значение. Центров, где котируются контракты на поставку нефти, в мире не так много, и, как правило, они определяют ценовую политику в своих регионах. Основными являются лондонская International Petroleum Exchange, нью-йоркская NYMEX и сингапурская биржа. Новый котировальный центр, конечно, несколько изменит расстановку сил на трейдерском рынке мира.
Во-вторых, будут котироваться российские и иранские сорта нефти и нефтепродуктов. Наши сорта обычно привязаны к Brent и к маркам нефтепродуктов, принятым в ЕС. В ситуации, когда нет прямого котирования наших товаров, они, естественно, проигрывают — имеется скидка, некий лаг по отношению к базовому товару. Качество Brent и западно-техасской нефтяной смеси (WTI), вообще говоря, одинаково, однако в течение этого года разница в цене составляла до 25%. Цену продукта или товара определяет не только качество этого товара, но и рынок сбыта, и условия на этом рынке. Совсем не исключено, что если мы будем иметь свой котировальный центр, то цены на наши и иранские продукты станут выше, и мы просто выиграем по деньгам.
Третье преимущество заключается в валюте. Если торги будут вестись не в западной валюте, не в валюте страны-покупателя, а в валюте страны-продавца, то интересы продавца будут больше защищены. Эти три преимущества российско-иранской биржи, думаю, очевидны для любого специалиста.
— Согласно международному аудиту, газовые запасы крупнейшего в Туркменистане месторождения Южный Иолотань-Осман составляют 6 трлн кубометров. Есть ли у России реальные альтернативы туркменским запасам?
— Конечно, это открытие очень сильно изменило ситуацию, но Туркмения совсем не случайно и не без труда получила такой подарок. За время, прошедшее после распада Советского Союза, количество открытых на ее территории месторождений увеличилось со 102 до 174. Для небольшой по территории страны это очень много и свидетельствует о высокой интенсивности геологоразведочных работ.
В настоящее время Туркмения занимает пятое место в мире по запасам газа. Однако нужно понимать, что отрыв между первым владельцем запасов Россией, вторым владельцем Ираном и остальными очень велик. Туркменские запасы газа, при самой скромной оценке российских, все равно в десять раз меньше их. Максимальная добыча, которую может обеспечить Туркмения — 170 млрд кубометров в год. Россия сейчас добывает где-то 550 млрд кубометров, и объем добычи, на самом деле, ограничен спросом, а вовсе не возможностями месторождений. Только на тех из них, которые уже обустроены и разбурены, Россия легко может добывать 1 трлн кубометров, но куда это девать?
На мировом газовом рынке никакой конкуренции нет и быть не может. Потому что треть населения планеты, сконцентрированная в Китае, Индии, Пакистане и других развивающихся странах Восточной Азии, сейчас меняет уклад жизни. Если этот процесс дойдет до своего логического завершения, то только одному Китаю потребуется 2 трлн кубометров газа в год. Такого объема нет на рынке, поэтому придется приспосабливаться и искать другие источники энергии. Но газ в ближайшие 100 лет будет приоритетным в силу простоты добычи и экологической чистоты, а также широкого спектра применения. Он годится и для нефтехимии, может использоваться как моторное топливо. При нормальном использовании газ вполне заменяет нефть.
Я не думаю, что при каких-то обстоятельствах возникнет конкуренция между Россией и Туркменией. Россия на ближайшие 20 лет подписала соглашение с Туркменией, Узбекистаном и Казахстаном о том, что мы приобретаем газ у них или вместе выходим на рынки со своим газом по европейским ценам. При этом Россия берет на себя все риски по туркменскому и узбекскому газу.
Кроме того, главным покупателем для Туркмении и Узбекистана является не ЕС, а Китай, который строит первый газопровод для подачи газа из этих стран в свои западные регионы. Там создается инфраструктура для потребления этого газа. Рассчитывать на то, что серьезные объемы пойдут на европейский рынок, нельзя. Исключение составляет газопровод «Набукко», для которого наиболее реальным источником газа является Туркмения — как раз месторождение Южный Иолотань.
Однако «Набукко» — очень рискованный проект. Трасса газопровода достаточно длинная и составляет 4 тысячи километров. Она начинается на территории Туркмении и дальше идет по дну Каспийского моря, против чего возражают три страны Каспийского бассейна из пяти — Иран, Россия и Казахстан. Дальше «Набукко» выходит на территорию Азербайджана, где до сих пор не урегулирован Нагорно-Карабахский конфликт с Арменией, потом — в Грузию. Комментарии излишни, там конфликт Грузии и Южной Осетии, то есть фактически конфликт Россия-США. Следующую тысячу километров газопровод идет по территории турецкого Курдистана, где происходят волнения. Наконец, территория самой Турции: как только стали серьезно обсуждать строительство «Набукко», первое, что потребовала Турция, — прием в ЕС без всяких условий и без учета точки зрения Кипра. На что европейское руководство сразу же заявило: ну, вот, пожалуйста, мы меняем шантаж украинский на шантаж турецкий.
В результате этих пяти засад на трассе газопровода «Набукко» проект настолько малопривлекателен, что ни одна из финансово-промышленных групп, ни один из мировых банков не обсуждает даже вопрос финансирования проекта. Единственное, на что могут рассчитывать лоббисты — бюджет Евросоюза, для которого этот проект является политическим. Даже если он будет реализован, то сможет обеспечить 30 млрд кубометров газа в год — 5% потребления Европы. Через территорию Украины проходит 120 млрд, в общей сложности Россия сейчас поставляет около 180 млрд, и предполагается, что будет поставлять около 200. «Набукко» вряд ли будет сколько-нибудь серьезным конкурентом российскому газу, просто в силу своего ограниченного значения для рынка Европы.
— Будет ли осваиваться Штокмановское месторождение в условиях кризиса, или добычу там отложат?
— Это месторождение и поставки газа оттуда — реальная альтернатива поставкам по трубам из России, потому что штокмановский газ, по всей видимости, будет попадать на заводы по сжижению природного газа в районе Мурманска и оттуда уходить танкерами в Европу, США, Японию и так далее. Может быть, он частично будет уходить и в «Северный поток», однако рассматриваются также варианты загрузки «Северного потока» с Бованенковского месторождения на Ямале. Штокман является независимым источником газа, уже есть совместные предприятия. Поэтому европейцы больше заинтересованы в том, чтобы запустить Штокман, быстрее, чем то же Бованенковское месторождение.
Я думаю, что при таком подходе, скорее всего, Штокмановское месторождение не заморозят. Может быть, оно будет вводиться несколько медленнее, чем в хорошей рыночной ситуации, а она не за горами. Еще до середины этого года мы увидим рост цен на нефть и на газ, достаточные для того, чтобы все текущие проекты сделать выгодными. Я не думаю, что период низких цен на энергоносители продлится долго. Для этого есть очень серьезные фундаментальные причины, и в первую очередь перестройка уклада жизни трети населения Земли. Это очень энергоемкий процесс. Можно как-то его тормознуть кризисом, но именно тормознуть, остановить уже нереально.
— Какой вы сделаете прогноз по поводу развития Штокмана, когда это произойдет, в какие сроки?
— Главным тормозом на пути развития этого проекта являются различные административные проволочки, а не проблемы финансирования и не технические проблемы, связанные с бурением и обустройством. После того, как будет окончательно решен состав участников, определены источники финансирования и подготовлены проектные документы, до первого газа может пройти примерно два-три года.
Кстати, для России, по большому счету, Штокмановское месторождение вообще не нужно. У нас такие же по запасам месторождения, как Штокмановское, на суше простаивают — порядка 15 в настоящий момент. Это Бованенковское месторождение, Харасавей, Крузенштерновское, Левобережное и Ковыктинское месторождения в Восточной Сибири. Есть еще куча объектов, которые просто не разведаны. У нас и так сейчас открыто 3300 месторождений, разрабатывается из них 1600, а структур, которые могут стать месторождениями, выявлено около 10 тысяч. Так что перспектива у российского нефтегазового комплекса очень велика. Один из министров нефти Саудовской Аравии, очень умный человек, сказал: «Каменный век закончился не потому, что закончились камни, и нефтяной век закончится не потому, что закончится нефть».
— Будет ли нефтепровод Восточная Сибирь – Тихий океан эксплуатироваться в том объеме, на который сейчас рассчитывают? Чем грозит России тот факт, что он рассчитан лишь на одного покупателя? По каким ценам будет поставляться нефть?
— ВСТО не рассчитан на одного покупателя. Ни в коем случае! Основная трасса выходит в район Находки, и там строится порт, откуда будет отгружаться часть нефти и нефтепродуктов, добываемых в Восточной Сибири. Вдоль трассы будут расположены несколько нефтеперерабатывающих заводов, и часть нефтепродуктов будет потребляться на территории России. Не нужно думать, что ВСТО — экспортная система: это система, которая призвана в первую очередь обеспечить подъем экономики и социальной сферы Восточной Сибири и Дальнего Востока России, и лишь остатки предназначены для экспорта. Поэтому главным покупателем здесь является сама Россия, а вовсе не какой-нибудь Китай.
Даже если рассматривать только веточку, которая идет до Дацина от российской границы, — на ней предполагается строительство нефтеперерабатывающего завода, в котором будут участвовать «Роснефть» и китайская CNPC примерно поровну. К заводу предполагается строительство 300 заправочных станций, мощность завода точно соответствует пропускной способности этой ветки. Возникает вопрос: а Китаю ли мы будем поставлять эту нефть? А, может быть, мы ее сами себе будем поставлять на территорию Китая? Эта нефть законтрактована в значительно мере российскими интересами. Говорить, что ВСТО рассчитан на одного покупателя или где-то хотя бы не учитывает интересов России, никак нельзя.
Тарифы ВСТО, действительно, являются большой проблемой. Если компании будут платить налог на добычу полезных ископаемых и таможенную пошлину в полном объеме, то весь нефтяной бизнес в Восточной Сибири будет невыгодным. В правительстве это прекрасно понимают, поэтому на ближайшие пять лет налог на добычу полезных ископаемых для них отменен полностью. С началом поставок на экспорт по системе ВСТО для них отменят и таможенную пошлину — об этом уже объявлено. Тарифы на транспортировку все равно будут съедать значительную часть прибыли, но при отмене этих двух главных налогов, которые составляют вместе «ножницы Кудрина», нефтяной бизнес в Восточной Сибири будет более выгодным, чем нефтяной бизнес в Западной Сибири. Капиталы пойдут туда, что позволит оживить и обустроить Восточную Сибирь и Дальний Восток. Это очень важный проект, важный для будущего страны. Еще не успели достроить ВСТО, но я уже видел предварительные цифры по формированию бюджета Якутии. 15% бюджета обеспечивает ВСТО. Он, правда, дохленький бюджетик, мы все прекрасно понимаем. Но, тем не менее, насколько это важно!