Онкоцентр, который будет продлевать жизнь

Президент клиники «Медицина», заслуженный врач РФ Григорий Ройтберг в интервью Business FM рассказал о том, почему клиника решила создать свой онкоцентр, с какими проблемами она при этом сталкивается и как их решает

Фото: Григорий Собченко/BFM.ru

— Ваша клиника существует больше 20 лет, это успешная организация. Почему вы решили добавить к имеющимся отделениям еще и онкоцентр?

— Причин несколько. Совершенно фантастическая потребность в Москве в качественной онкологической помощи. Не секрет, что уровень предоставляемых услуг в этой области значительно отличается от общепринятого сегодня во многих странах мира. Поэтому онкология — это очень востребовано, здесь очень быстро можно достичь того эффекта лечения, такого уровня, который есть в цивилизованных странах.

— Очевидно, что вы не делаете еще один рядовой онкологический центр. Какие новшества придут в Россию с началом работы вашего центра?

— На первых порах я не хотел бы думать об инновациях. Это слишком высоко и недосягаемо. Сначала надо просто сделать то, что есть в лучших центрах мира. У нас будет уникальное отделение лучевой терапии. Ведь сегодня возможности лучевой терапии таковы, что она меняет взгляд на онкологию, на выживаемость, на продолжительность жизни.

Самый главный показатель, который я могу привести, — это продолжительность жизни после постановки диагноза. В Москве и крупных мегаполисах средний возраст мужчин, у которых диагностируется рак, в среднем составляет 61 год. В Германии и в других развитых странах они после постановки такого диагноза проживают 12,5–14 лет, а в России — всего 2,5 года. Мы боремся за эти 12 лет. Поэтому у нас будет уникальный центр лучевой терапии. Все врачи уже прошли стажировку. Медицинские физики, а у они у нас такого уровня, как, я думаю, в стране ни у кого нет, по четыре–шесть месяцев учатся за рубежом.

Надо четко понимать, что достижения в лучевой терапии и в некоторых методах диагностики меняют все, в том числе взгляд на химиотерапию и показания для хирургического лечения.

— За границу едут не только из-за каких-то новых методов лечения, но еще и потому, что, как считается, персонал там лучше. Как вы решаете вопрос поиска специалистов? Вы обучаете своих, находите профессионалов в российских институтах?

— Самая большая проблема, я всегда это подчеркиваю, — не отсутствие денег, о чем много говорят, а очень низкое сегодня качество образования, очень плохая послевузовская подготовка. То есть, как говорится, вообще ни в какие ворота. Квалифицированных физиков, которые нам нужны и которые были бы готовы к тому, чтобы мы их отправить за рубеж, мы ищем, что называется, с фонариком. Если нам их сегодня не будет хватать, мы будем привозить их из других стран. Это основная проблема. То есть те люди, которые работали на оборудовании, выпущенном в 1980-х годах, не могут работать, они даже не могут учиться работать. Им нужно просто начинать все заново. Хотя потенциал выпускника МИФИ, например, очень хороший, но это потенциал человека, который только-только приступает к учебе. На него надо годы, а у нас этих лет нет. Мы берем лучших, пытаемся учить их за рубежом.

Мы сейчас на базе нашего центра создаем учебную базу, чтобы самим готовить специалистов. Но это уже на будущее, потому что, я надеюсь, онкологию мы будем развивать.

— Развитие этого направления, в том числе и подготовка кадров, требует больших инвестиций. Сколько потребовалось денег уже, сколько всего планируется выделить на создание центра?

— Онкология относится к самым высокотехнологичным и самым дорогим отраслям медицины, поэтому во всем мире онкологические услуги так или иначе дотируются государством. Инвестиции колоссальные. Достаточно сказать, что хороший позитронно-эмиссионный томограф — это около 4 млн долларов. Лучевая установка для лучевой терапии — около 5 млн долларов, плюс к этому цена бункера, стены которого по 2 метра 80 см толщиной. Понятно, что это обходится очень дорого.

То есть вся онкология — это дорого. Обучение людей за рубежом — это очень дорого. Консультанты, которых мы приглашаем и которые нам помогают, лучшие специалисты, которые будут у нас работать в течение первых двух лет, — все они обходятся тоже недешево. К тому же все основные направления деятельности будут курировать лучшие зарубежные специалисты. Это тоже очень дорого. Поэтому и услуга получается недешевой, но она нигде не может быть дешевой. Это изначально дорогой способ продления жизни.

— Попадает пациент к вам в клинику — что он получит, как будет проводиться его лечение?

— Лечение проводится очень просто. Диагностика должна занимать в среднем от 24 до 48 часов. То есть в течение двух суток вся диагностика, включая морфологическое исследование, биопсию и так далее. За это время все обследования должны быть закончены, все заключения — подготовлены. После этого консилиум врачей разных специальностей принимает план лечения. Дальше больной до выздоровления или достижения ремиссии будет находиться у нас под наблюдением. Все виды лечения он будет получать у нас.

— Онкоцентр будет частью большой клиники?

— Да. И я думаю, это очень большое наше конкурентное преимущество, потому что к услугам онкологических больных будут и все остальные виды помощи. Возьмите такую, казалось бы, мелочь: онкологический больной, у которого есть стоматологические проблемы.

К примеру, течение обычного пародонтита у больных, прошедших химиотерапию, совсем не стандартное, развитие этой болезни сильно меняется. Но куда обратиться, он не знает, потому что на эти особенности никто у нас стране внимания не обращает. В нашем центре у больного такой проблемы не возникнет. У нас вся клиника может при необходимости помочь в случаях каких-то заболеваний у онкологического больного. Кроме того, к услугам пациентов весь спектр диагностических услуг, какие только возможны сегодня в мире. Я думаю, что нет такого диагностического и лечебного метода, который бы у нас в клинике не применялся, но известен в мире как зарегистрированный.

— Вы рассказывали о том, что существует большое количество разных центров, на которые вы равняетесь. Почему клиенту будет правильнее обратиться к вам, чем ехать в тот же «Давидофф центр» в Израиле?

— Я не могу сказать, что «Давидофф» будет хуже, просто больной не может туда ездить непрерывно, ему тогда нужно просто менять место жительства. Будь то Израиль, США, Германия. Но это очень тяжело. А как же поддержка родственников? Это же не просто пришел, сделал операцию и вернулся обратно.

Если пациент решил выбрать один из лучших центров, то мы — одни из лучших в мире. Но у нас преимущество — мы находимся здесь.

Еще я могу сказать, что в мире вообще очень мало клиник, которые сертифицированы по международной системе стандартов JCI. Их всего 440, онкологических я не знаю, сколько точно, но, может быть, пара десятков. И мы — одни из них. Наша клиника сертифицирована по самым высоким международным стандартам. Это все-таки критерий и гарантия качества.