Глава «Роснано» рассказал Business FM о внутреннем спросе на продукцию его компании в условиях девальвации, а также об экспортных планах
Анатолий Чубайс. Фото: Митя Алешковский/BFM.ru
В рамках форума «Открытые инновации» руководитель компании «Роснано» Анатолий Чубайс дал интервью главному редактору Business FM Илье Копелевичу.
Анатолий Борисович, мы прекрасно знаем, что девальвация рубля для новых производств, которым необходимо импортное оборудование, это с одной стороны, огромный вызов, проблема и сложность, а с другой — это и возможность, поскольку конкурентоспособность конечной продукции российской заметно возрастает. Есть ли эффект девальвации, который выражен или будет выражен в ближайшей перспективе — в плане экспорта готовой продукции из России?
Анатолий Чубайс: Однозначно да, только в этом эффекте нужно видеть два среза. Первый срез просто арифметический. Ты продолжаешь производить, продавать то же самое, а получаешь в два раза больше, чем получал раньше. Даже если у тебя есть дополнительные затраты, например, связанные с оборудованием импортным, все равно очевидно, это плюс. Второй срез более долгосрочный, который изымается более сложными усилиями, ты не можешь всерьез рассчитывать только на один простой этот дореволюционный эффект. В любом случае, для того, чтобы по-настоящему, в долгую закрепиться, ты должен либо готовиться к этому событию на протяжении длительного времени, либо, когда оно произошло, наращивать усилия. Что я имею в виду? Например, одна из наших проектных компаний, компания «Монокристалл» ставропольский.
Да, это нам стал знакомый и уже для многих узнаваемый бренд. Мы с ним знакомы по такой продукции, как мобильные телефоны.
Анатолий Чубайс: Так и есть: каждый третий Smart Watch с кварцевым стеклом этой компании, в мобильных телефонах самых известных и самых-самых известных компаний есть ее продукт. Так вот эта компания два с половиной года назад находилась в тяжелейшем кризисе. Он был обусловлен собственным радикальным падением цены на сапфир на мировом рынке и значительным банкротством производителей в мире в этой сфере. Что сделал «Монокристалл»? Он принял жесточайшую программу снижения издержек, и на этом фоне радикально нарастил объем производства, не увеличивая цену конечной продукции. Удерживая цены, живя фактически без прибыли более 2 лет, компания провела глубочайшую реструктуризацию, за время которой значительная часть конкурентов с рынка просто вылетела. Результат — на сегодняшний день это производитель сапфирового стекла № 1. И на этот эффект накладывается еще и девальвация, а у компании 94% экспорта. Естественно, конечно, что вот тогда, в таком случае, когда у тебя не просто изменение курса, а у тебя еще и мощнейшая работа, проведенная компанией, ты получаешь настоящий долгосрочный эффект. Я убежден в том, что «Монокристалл» не просто сегодняшний лидер, мировой лидер в этой сфере, но эта компания с потенциалом, еще как минимум на 5-10 лет, с возможным выходом на IPO и с прекрасным финансовым результатом.
Это мы пока говорим об одной компании, мы ее, действительно, хорошо узнали. Суть дела в том, что мы надеемся: таких компаний из-под крыла «Роснано» будет появляться не одна, а больше и больше, и мы их будем наблюдать. Сейчас есть какие-то цифры, которые все-таки говорят, что эффект девальвации с точки зрения экспорта начинает работать? Или что он сработает хотя бы в перспективе?
Анатолий Чубайс: Конечно, мы это видим практически по каждой нашей компании, в том числе и по тем, которые не в экспорте, а которые в конкуренции с импортом здесь, начиная с компании «Метаклей», известной, которая производит уникальные покрытия для газовых магистральных труб, и которая конкурировала с крупнейшим европейским производителем этой продукции и выиграла эту конкуренцию. И кончая компаниями, которые готовятся на экспорт, о котором мы даже раньше не подозревали. Например, вы знаете, наверное, название компании «Хевел», построенной нами с Вексельбергом в Чувашии. Это первый в России крупный производитель солнечных панелей тонкопленочных, которая затачивалась на российский рынок.
А что они производят, тонкопленочные солнечные батареи?
Анатолий Чубайс: Да. Сейчас мы всерьез анализируем и готовим план действий по подготовке компании на экспорт, чего не предполагалось в самом начале. Но для того, чтобы это сделать, нужна, во-первых, как было сказано, девальвация. Во-вторых, потребуется модернизация технологий компании, переход на второе поколение солнечных технологий, переход с тонкопленочных сегодняшних батарей на гетероструктурные батареи нового поколения с КПД больше 20%, и этот продукт с учетом девальвации вполне может оказаться экспортоспособным, мы на это рассчитываем. Мы, конечно же, в растущем секторе. Он растет по двум причинам. Во-первых, потому, что действительно существует спрос на инновации, растущий спрос, а, во-вторых, еще и потому, что мы просто инвестируем. Если взять типовую проектную компанию, которую мы проинвестировали, она начинает или вообще с нуля или с объема 50-70 млн рублей, а через какое-то время выходит на миллиардные объемы. Поэтому рост — это, собственно, сердцевина того, что мы создаем.
Сейчас ведь вы не на самой низкой базе находитесь в процессе развития, когда происходит рост. Маленький ребенок не может просто расти — так ему природой предначертано.
Анатолий Чубайс: Это правда, да.
Сейчас уже средний возраст, когда «нечего есть — можно и не есть».
Анатолий Чубайс: Вот ровно то, о чем вы говорите, мы попытались рассчитать. Наша оценка: средний темп роста наноиндустрии, очищенный от посторонних факторов, в ближайшие годы составит 12% в год. Это очень хороший параметр.
«Очищенный от посторонних факторов» — это что значит?
Анатолий Чубайс: А вот это тот фактор, который состоит в том, что ты вложился в стартап, и у тебя на следующий год рост получается не 12%, а в сто крат. Вот эти факторы мы убрали.
Хорошо, а проблемные зоны все-таки есть? Экономика испытывает мощнейший шок, перестройку и сокращение внутреннего спроса, который не может не сказываться. Хорошо, когда есть экспортная возможность, но внутренний спрос у нас сокращается. Наверное, есть и проблемные зоны в ваших компаниях.
Анатолий Чубайс: Вы знаете, конечно, проблемные зоны есть, но я был бы не прав, если сказал бы, что они связаны с сокращением внутреннего спроса. Скорее, они возникают там, где мы сами не смогли до конца дорешать технологические вопросы. Дело в том, что внутренний спрос в условиях девальвации на нашу продукцию растет. Кто-то обзывает нехорошими словами импортозамещение, ругается на него, кто-то наоборот — пытается сделать из него чуть ли не национальную идею, но в нем есть экономический смысл. Если произошла девальвация, то импортозамещение — естественный процесс. Так вот импортозамещение — это важная штука, которая компенсирует сокращение рынка, поэтому с точки зрения внешней среды, в том числе внутренней российской среды, мы находимся в хорошем состоянии. Другое дело, что есть ситуации со сложными нашими проектами, где мы не дорешали до конца технологические проблемы и пока еще не смогли воспользоваться этой возможностью.
Очень важное, опять же, для «Роснано» как инвестора, для инвестора государственного, как ни крути, который инвестирует именно государственные деньги, процент брака. По которому, естественно, вам приходится отчитываться, объяснять. Ну как бы все разумные люди понимают, что инновационный инвестиционный процесс предусматривает определенный процент брака, потерь и так далее, при условии, что остальные выстрелят дальше, чем было запланировано. Вот с процентом брака по прошедшему году, как его можно оценить?
Анатолий Чубайс: Мы около полутора лет назад приняли обновленную стратегию компании, которая отвечала на целый ряд наших важнейших вопросов, в том числе на тот вопрос, о которым вы говорите. Именно тогда перед этим мы провели глубокую ревизию всех наших проектов, выделили из всех проектов группу кризисных проектов, создали специальный блок антикризисного управления, в который их разместили. Внутри этого блока отделили те проекты, которые придется закрывать от тех проектов, которые нужно оздоравливать, и работу эту мы начали полтора года назад. В этом смысле у нас каких-то неожиданных банкротств в прошлом году или в этом году не произошло. Это скорее то, что было предопределено вот этим нашим проектом или подпроектом по антикризисному управлению. Есть компании, которые закрываются, это, действительно, неизбежный элемент того, что мы делаем, но каких-то неожиданных новых банкротств, слава Богу, у нас в этом году не произошло ни одного, и честно говоря, думаю, что в ближайшее время их и не произойдет.
Поговорим о деньгах и о государственном участии в дальнейшем развитии этой отрасли, индустрии. Мы уже говорили с вами о том, что вы просили дополнительные средства. Я подзабыл сумму, но речь шла не о деньгах, а о кредитных гарантиях со стороны бюджета. И там же следом мы спрашивали помощника президента Андрея Белоусова о том, какова реакция. Он сказал, предложения были обоснованными. Почему все-таки «Роснано» по-прежнему нуждается в финансовой подпитке со стороны государства и не вышла на самопроизводство инвестиций?
Анатолий Чубайс: Мы считаем, то, где мы сейчас находимся, называется началом второй фазы развития наноиндустрии.
Вы же получаете прибыль уже с компаний.
Анатолий Чубайс: С части получаем, с части не получаем. Само «Роснано» планово убыточно до 2017 года, хотя, тем не менее, по итогам 2014 года мы получили чистую прибыль по МЦФО. То есть ситуация такая противоречивая.
В 2014 году вы получили прибыль, то есть у вас уже приход пошел, а в 2015-м?
Анатолий Чубайс: В 2015-м еще пока нет финансовых результатов.
Вы их планируете, наверное?
Анатолий Чубайс: Для этого чуть рано. По плану у нас не должно быть прибыли в 2015 году, а вот что будет по факту, посмотрим. Но, по сути, если отвечать на ваш вопрос, смотрите: для нас первая фаза наноиндустрии — это 2008-2015 годы, а в 2016 начинается вторая фаза. У нее есть целый ряд свойств, в том числе одно из них состоит в том, о чем вы сказали. Мы не претендуем на бюджетные ассигнования, на деньги в уставной капитал. Мы готовы отказаться от этого вида поддержки и о нем вопрос не ставим на второй фазе развития наноиндустрии. А вот госгарантии — это же, как Вы прекрасно понимаете, возвратный механизм. Даже не просто возвратный, госгарантии — это то, с помощью чего мы получаем коммерческие кредиты на открытом рынке, которые мы обязаны вернуть и уплатить проценты. Иными словами, мы говорим государству: дайте нам обеспечение, мы сумеем взять заемные ресурсы, вложить их в российскую наноиндустрию, выйти из нее с доходом и возвратить эти средства в полном объеме. Чтобы этой стадии добиться, нужно было 8 лет отработать.
Один человек сказал: когда просят госгарантии под коммерческий кредит, их, скорее всего, дадут — потому что их мало кто просит, потому что их невозможно украсть, потому что это коммерческий кредит.
Анатолий Чубайс: Я хотел бы, чтобы автор этого выражения присутствовал вместе со мной на тех примерно 80 совещаниях в министерстве финансов, в министерстве экономического развития, у вице-премьера Аркадия Дворковича, у премьер-министра Дмитрия Медведева. На каждом из которых был очень горячий спор о том, надо или не надо, можно или нельзя. Это совсем не так легко, как кому-то кажется со стороны. Добавлю к этому, что Минфин существенно ужесточил требования по самой выдаче этих гарантий, и это тоже правильно. От нас жестко требуют соблюдения «российскости», то есть использования технологий в России, от нас дополнительно требуют гарантий по возвратности и так далее. То есть хоть он и не капитал, тем не менее, это достаточно сложный инструмент, особенно, когда речь идет о том, что ты с его помощью должен индустрию новую строить. Как бы то ни было, решение принято, собственно, в пятницу бюджет внесен в Государственную Думу. В бюджете на 2016 год стоит цифра 35,5 млрд рублей госгарантий «Роснано» — вот те цели, о которых мы говорили.
Для того, чтобы в глазах слушателей это не выглядело так все благостно с госгарантиями, я просто свежий пример приведу с «Трансаэро», которая тоже получала в последнее время госгарантии под коммерческие кредиты. Коммерческие кредиты, например, давал ВТБ больше всего, ну и другие банки тоже. Ну а сейчас бюджету придется, тем не менее, расплатиться. Украли — не украли, но то, что бюджет иногда в итоге выдает деньги, это тоже факт.
Анатолий Чубайс: Даже в стационарном бизнесе такие ситуации бывают, потому что в инновационном бизнесе это сделать еще сложнее.
Ну и последнее: давайте все-таки оценим сейчас общие цифры «Роснано», объемы продукции, которые выпускаются компаниями, в которые «Роснано» инвестировала, и цифры экспорта, потому что они являются неким подтверждением качества этих инвестиций.
Анатолий Чубайс: Это правда. Наши KPI, наши плановые цифры на 2015 год были определены еще 8 лет назад, и с тех пор мы ни разу не пытались их реализовать. Мы их много раз называли. В 2015 году наши проектные компании должны произвести продукции на 300 млрд рублей, и независимые от нас производители на 600 млрд рублей. Что мы понимаем на сегодня, на конец октября 2015 года? Мы понимаем, что независимый производитель точно 100-процентно выйдет за цифру 600 млрд, и мы не просто идем к нашей цифре 300 млрд. Тем не менее, мы рассчитываем, что мы все-таки сумеем ее получить. В любом случае, это реалистично означает, что 900-миллиардная наноиндустрия к концу этого года в России будет официально фиксирована. И экспорт, о котором вы спросили — тут уже тоже понятно, что его уровень по итогам года будет не ниже, чем 200 млрд рублей. Это почти четверть, почти 25% от объема реализованной продукции с тем самым подтвержденным качеством, о котором вы справедливо говорите.
200 млрд рублей, но в долларах это, видимо, будет меньше, чем в прошлом году?
Анатолий Чубайс: Да, конечно.
Мы уже как-то обсуждали эту цифру порядка 5 млрд долларов было по итогам прошлого года, но сейчас 200 млрд рублей составят где-то 3,5 млрд долларов?
Анатолий Чубайс: По итогам прошлого года у нас была, если я правильно помню, цифра 94 млрд, что означало с курсом 30 где-то примерно около 3 млрд долларов.
Значит, примерно 3,5 млрд долларов экспорта.
Анатолий Чубайс: Примерно на том же уровне в долларах, что и в прошлом году.
