Чубайс: Россия не станет мировым лидером микроэлектроники в ближайшие 25 лет
Лента новостей
Председатель правления РОСНАНО в интервью Business FM объяснил, почему в России создаются сложнейшие по инженерному уровню технологии, но отечественных хайтек-продуктов так и нет на полках магазинов
В декабре в Москве прошел VI Конгресс предприятий наноиндустрии. Представители отрасли обсудили итоги первого десятилетия и перспективы дальнейшего развития. Председатель правления РОСНАНО Анатолий Чубайс в интервью главному редактору Business FM Илье Копелевичу рассказал о главных достижениях, а также самых больших ошибках, совершенных за десять лет, и объяснил, почему при росте наноиндустрии отечественные товары отсутствуют на потребительском рынке.
Анатолий Чубайс: По данным Росстата, объем продаж российской продукции наноиндустрии в 2016 году составил 1,6 трлн рублей. Это вполне серьезная, значимая цифра для российской экономики, ВВП которой в этом году будет порядка 85,6 трлн. Это примерно 1,8% — что-то уже видимое.
Если брать цифры по проектным компаниям РОСНАНО, то в прошлом году наша цифра — 363 млрд рублей. Это другой масштаб, но не менее важная цифра. В 2007 году проектных компаний РОСНАНО не существовало. Соответственно, 363 млрд — это то, что укладывается в нашу любимую парадигму «Не было/есть». Это вновь построенные заводы, которых у нас на сегодня уже 94.
Еще один параметр, который стоит упомянуть, — это экспорт. Здесь, что называется, не обманешь. Экспорт доказывает, что продукт по параметрам цена/качество способен конкурировать в мире. Так вот, объем экспорта в прошлом году, по данным Росстата, 290 млрд рублей, что составляет четверть всей продукции. Это хороший показатель.
Поскольку темпы роста нашего экспорта существенно превышают темпы роста у коллег в других сферах высоких технологий, мы считаем, что в следующие десять лет наноиндустрия России по объемам экспорта войдет в hi-tech в первую тройку.
Анатолий Чубайс: С моей точки зрения, это очень хорошее соотношение. Если бы мы находились в обратной ситуации, когда 80% наноиндустрии в России было создано в результате государственных инвестиций, было бы плохо. Это означает, что весь этот гигантский сектор удерживается исключительно за счет госденег, что ставит вопрос о здоровье сектора в целом.
Приведу пример. Одна из сфер, которой мы активно занимаемся, — солнечная энергетика. Совместно с Виктором Вексельбергом построен завод в Чувашии. Очевидно, один из успешных проектов, 160 мегаватт мощности за счет нового продукта, разработанного в России. Мы будем сейчас его модернизировать и наращивать мощность, со 160 мегаватт перейдем на 250. Очевидно, эта технология, этот продукт получили полную российскую локализацию, обновился продуктовый ряд, базируясь на российском R&D (Research and Development, научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. — Business FM), вслед за производством солнечных панелей мы пошли в массовое строительство солнечных станций.
Кто-то за нами пошел? Да. В конце этого года на полностью частные деньги в Подольске построен завод по производству солнечных панелей. Мощность, сопоставимая с нами, порядка 150 мегаватт. Повторю еще раз: к нам это не имеет никакого отношения. Мы не финансировали, не проводили экспертиз, ничего не делали.
Это для меня важнейший позитивный фактор. Вслед за нами в эту же сферу пошел частный бизнес, причем российские инвесторы вместе с китайскими, и теперь мы будем с ними конкурировать. Это доказательство того, что индустрия зрелая, она становится на ноги, и частный бизнес подкрепляет действия государства.
Анатолий Чубайс: Я бы привел в качестве примера «Оптоган». Как ни странно, компания не просто жива, она еще и развивается. Мы создали альянс с одним из крупнейших производителей светодиодной светотехники. Компания растет по объемам продаж, и как раз в ее будущем я практически уверен. Но если смотреть шире, то, конечно, мы не достигли цели, которую ставили и которой, кстати говоря, не достиг никто в стране.
Что произошло со светотехникой? На наших глазах весь мировой кластер светотехники за последние десять лет вошел, с моей точки зрения, в крупнейший технологический перелом, который называется «светодиоды». Большая часть светотехнических устройств, существовавших на газоразрядных лампах, на лампах накаливания, на так называемых энергосберегающих лампах и так далее, за последние десять лет замещается светодиодами. КПД в семь раз выше, срок службы — 50 тысяч часов вместо 2 тысяч.
Начался этот переход примерно десять лет назад. Мы, как и некоторые наши коллеги (не буду их называть), пошли в эту сферу. Тем более в этой области был хороший научный задел. В некотором смысле Нобелевская премия Жореса Алферова, гетероструктуры — это и есть светодиоды. Мы попытались в этом сегменте конкурировать. Не получилось ни у кого: все проекты, которые мне известны, провалились.
В чем базовая причина? Что такое производство светодиода, гетероструктура? CVD — сhemical vapour deposition, процесс ростовых установок — технологически довольно понятный, хотя и сложный, но уже хорошо известный. Все проекты, известные мне в России, включали в себя от двух до пяти ростовых установок. Это довольно много, каждая установка — это 10% российского рынка.
Очень быстро выяснилось, что конкурируем мы с условным Тайванем, где стоит 300 таких установок. Вы не можете конкурировать по костам с бизнесом, у которого серийность 300 против вашей серийности в две. Все. На этом история закончилась.
В итоге практически вся наша светотехника импортная: светодиоды либо китайские, либо Cree. Cree создана же российской группой ученых, которая уехала на Запад. Мы не смогли удержать по экономике ростовую часть, производство самих гетероструктур светодиодов. Но мы смогли удержать часть технологического процесса — корпусирование вместе с флуоресценцией. Вот два элемента, которые у нас остались в «Оптогане», и за счет этого компания все-таки живет и развивается.
Но в целом это тяжелый для России пример. Это пример, когда крупный технологический кластер полностью переходит на радикально другую технологию. Если ты правильно вписался в такие переходы, ты прорвался на российский рынок, отталкиваясь от него, в принципе, можно и в мир идти. Но надо признать, что мы не смогли сесть на этот уходящий поезд.
Анатолий Чубайс: Во-первых, хорошо известно, что большая часть наноиндустрии, которую мы с вами строим, это все-таки B2B, а не B2C в силу того, что нанотехнологии — это материал или покрытие, а их потребителем является, как правило, индустрия. И в этом смысле ничего страшного нет. Хотя нас часто критикуют: покажите, что вы сделали, в каком магазине оно продается. Мы говорим: наши чипы в карте «Тройка», в биопаспортах, наша упаковка в магазине — в колбасе, сыре, майонезе. «Технониколь» отлично делает черепицу для крыш, есть уральская компания «Интерскол», которая занимается производством электроинструментов. Наверное, мы вспомним еще пять, может быть, десять. Я сейчас даже не про нанотехнологии. Но назвать российский бизнес, который бы за последние 25 лет создал бренды, тем более глобальные, а не российские, в области B2C, очень сложно.
Эта проблема имеет глубокие корни. Мы же понимаем, что B2C — это целая культура бизнеса. Это дизайн с совершенно другими требованиями, это маркетинг с другим масштабом, это обязательно телевизионная реклама с гигантскими бюджетами, это другие экономические законы, другие технологические правила.
Что у нас в историческом бэкграунде, в советский период? Хорошо известно, что у советской власти были крупномасштабные технологические достижения, их перечень известен всем. Во-первых, это космос, во-вторых, атомная бомба, атомная энергетика. А назовите мне сколь бы то ни было масштабные успешные советские потребительские продукты. Холодильник «Саратов» или «Бирюза», автомобиль «Победа»? На самом деле был один продукт, который миром признан как советский потребительский продукт нового класса, — джип «Нива». Он считается в мире одним из первых успешных потребительских внедорожников. Но это, скорее, исключение из правил. Правило состоит в том, что не было таких продуктов. Что спрашивал советский человек, приходя в промтоварный магазин? «У вас импортное что-нибудь есть?»
Почему этого не было в советское время, понятно. Потому что вся конструкция советской экономики была заточена на то, чтобы создавать крупные проекты лишь в том случае, если заказчиком является государство. Космос, оборона — понятно. Атомная бомба — тут и говорить нечего. 75 лет не было — это серьезно: культура утеряна, а в мире она развивалась в это время. Масштаб этой раны в экономике страны таков, что за 25 лет мы ее не сумели преодолеть.
Это моя точка зрения, которая, может быть, и спорная. При этом российский частный бизнес за последние 25 лет вообще чудеса сделал, начиная с крупнейших сверхсовременных парогазовых электростанций и заканчивая металлургическими комбинатами; химия, нефтехимия. Сложнейшие по инженерному уровню вещи созданы частным бизнесом. А потребительские продукты пока не получаются. Видимо, это к следующему поколению.
Анатолий Чубайс: Он как раз сейчас выходит на 100-процентную загрузку и сегодня является пока еще самым крупным в мире производителем гибких экранов по принадлежащей нам же технологии. Технология находится в другой нашей компании, FlexEnable. В обеих компаниях, и в той и в другой, мы на 100% собственники.
Почему мы считаем, что эта история не является провалом? Во-первых, в отличие от случая с поликремнием, мы не стали строить российский завод, оставив уже существующее производство в Германии. У нас был готов продукт (планшет), прототип доказывал его потребительские качества, у нас была готова серийная технология, мы понимали состав оборудования, которое нужно для его производства, у нас был землеотвод, и мы готовы были строить завод. Но наше решение — не будем строить. Очень правильное решение.
С точки зрения пиара — полный провал, катастрофа: как же так, Чубайс подсунул Путину планшет, а планшета нет?! С точки зрения дела абсолютно правильное решение. Не стали строить, потому что экономика не позволяла. По конструктиву, по технологиям, по производству все нормально, а по экономике он не мог конкурировать. В это время появился iPad.
Можно на это посмотреть в двух сторон. С точки зрения обывательской: как же так, планшет показал, ничего не сделал, все провалилось?! А с точки зрения здравого смысла — подождите, а куда мы движемся? Я скажу, куда мы движемся. Сейчас мы при поддержке Сергея Собянина в Троицке полным ходом развернули строительство Российского центра гибкой электроники, РЦГЭ. В него мы в полном объеме сделаем трансфер технологий с наших же Plastic Logic и FlexEnable, к которым добавим новые современные технологии гибкой электроники. И я рассчитываю на то, что этот крупный кластер гибкой электроники, о котором уже говорят лет пятнадцать, через три-семь лет может стать абсолютно реалистичной частью новой электроники. И, если мы не ошибемся в оценке технологических трендов, этот российский кластер вполне может стать одним из законодателей мировой моды.
Может ли Россия стать мировым лидером микроэлектроники в целом? Нет, не может, забудьте. Не произойдет этого в следующие 25 лет. Говорю как человек, который построил вместе с коллегами крупнейшее предприятие, флагман российской микроэлектроники завод «Микрон» с продажами за 5 млрд. Его доля на мировом рынке — одна сотая процента. А в зарождающейся нише, которая может оказаться не нишей, а большим сектором под названием «гибкая электроника», это может оказаться вполне значимым продуктом. И, когда мы для себя планируем новые нанотехнологические кластеры на следующие десять лет, которых сейчас нет, так же, как раньше не было построенных за прошедшие десять лет, мы одним из пяти новых кластеров считаем кластер под названием «гибкая электроника».
Анатолий Чубайс: Это серьезнейшая проблема, особенно для нас. Вот мы десять лет прожили, проработали и естественным путем подошли к концу первой инвестиционной фазы, как мы ее называем, когда наши 94 завода построены, нужно из них выходить. Первое, что мы видим, — тема под названием «иностранный инвестор уничтожен», его просто нет. Сразу две трети рынка отпадает. Не будем анализировать причины. Остался российский инвестор. Какой он? Наверное, частный и государственный. Что происходит с каждой из этих групп как покупателем инновационных бизнесов? И там и там есть серьезные проблемы. Но как-то продвигаемся, не без труда. Частный российский бизнес должен быть уже серьезным бизнесом. Мы же не стартап продаем, а компании с продажами уже от 1 млрд до 8-10 млрд.
Да, у нас есть хорошие примеры продаж. «Микрон» приобрел Евтушенков. Человек, реально флагман российской электроники, в итоге выкупает наш пакет по хорошей цене. Менее известный пример: мы построили завод по производству сверхпрочных пружин, у которых количество циклов сжатия вместо стандартного миллиона — 10 миллионов, что крайне важно для вагоностроения. Инвестор в лице Александра Несиса, которому принадлежит Тихвинский вагоностроительный завод, купил этот бизнес. Такие примеры есть, когда крупные частные российские предприниматели приобретают наши пакеты на нормальных рыночных условиях. Конечно, всегда идет тяжелый торг, до крика и хрипоты. Тем не менее жизнь показывает, что это возможно.
Теперь государственные компании. Здесь на порядок сложнее. Честно скажу, похвастаться в этом направлении мы можем пока только единичным примером — это упомянутый вами «Ростех». Мы построили завод по ионоплазменному напылению на режущие кромки режущего инструмента в Ярославской области.