«Застраховаться нельзя от любви, предательства и подлости»

Генеральный директор «Ингосстраха» Александр Григорьев в еженедельном проекте BFM.ru и радиостанция Business FM «Бранч с Михаилом Бергером»

• «У нас есть абсолютный лидер народной нелюбви, и это не гаишники»
• «Нынешний кризис идет для страховщиков четко по сценарию»
• «Мы с вами заплатим за безответственность отдельных чиновников»
• «В России без милиции страховая компания ничего сделать не может»
• «Страхование — это очень длинный бизнес»

BFM.ru и радиостанция Business FM продолжают еженедельный проект «Бранч с Михаилом Бергером». Сегодня собеседником Михаила Бергера стал Александр Григорьев, генеральный директор «Ингосстраха», одной из самых известных компаний на страховом рынке.

— Александр, вы возглавляли кредитную организацию, «Дельта-банк». Сейчас он поменял название на «Джимани-банк», но банк остался банком. В чем разница между работой банкира и страховщика?

— По сути, уже заканчивается пятый год, как я страховщик. Могу ли я назвать себя профессионалом- страховщиком на пятом году работы? Я бы сказал, нет, как бы это странно ни звучало. Страхование, конечно, отличается от банковского дела гораздо большей глубиной анализа. Дело в том, что страхование всегда связано с вероятностными моделями, а банковское дело имеет сценарий. Любая банковская сделка, даже если это фьючерс или опцион, не говоря уже о кредите, депозите или покупке ценных бумаг, всегда говорит о том, что вы покупаете или продаете. И вы точно знаете — и банк, и контрагент банка, — что через такое-то время, причем в точно означенную дату, вы получаете столько денег, столько процентов, либо заплатите столько денег, столько процентов. А в страховании все не так. Страховая компания, беря у вас деньги сегодня, говорит: если, может быть, у вас через год или через два что-нибудь случится из списка, написанного мелким шрифтом в страховом договоре, мы вам компенсируем... Это классика всемирного страхования — я, как страховая компания, вам, может быть, что-нибудь заплачу.

— Если еще вы докажете, что это не придумали.

— Если докажете, что это случилось, да еще и не по вашему умыслу. В смысле такой вероятностной модели страхование — бизнес на порядок более сложный, чем банковский. Это первое. А смысл второго — страховщик всегда должен иметь в виду, что в будущем, возможно, придется договариваться. В банке нет понятия «договориться» — либо верни кредит, либо заплати по опциону. А в страховании иногда приходится договариваться.

— То есть, предполагается торг между сторонами?

— Абсолютно верно, торговля, компромисс. В страховании даже есть понятие «компромиссные выплаты».

— А это легально?

— Это нелегальные вещи, их нельзя определить законом. Но в мировой практике страхования такое понятие есть. Например, клиент хочет получить 10 единиц, страховая компания ничего не хочет платить — на пяти договорились. Это и есть понимание компромиссности и вероятности, которые во многом накладывают отпечаток на менталитет менеджмента. На то, как страховые менеджеры воспринимают клиента, свои обязательства. В рамках российской действительности, к сожалению, это еще наложилось на то, что до 2003-04 года страховой бизнес был серо-черным. По сути, это не было страхованием, работали финансовые схемы по выводу денег. Тут и снижение налогов, и зарплатные вопросы, и просто вывод денег в оффшоры. Например, в страховании жизни такое было на 80-90%. Все это стало меняться только с 2003-04 года.

— Что случилось в это время?

— Рынок стал очищаться, понимать начали, что такое страхование, и потребность возникла в страховании. Да и налоговые органы стали более профессиональными. Но я говорю о том, что на менталитет менеджеров все эти факторы накладывались исторически, и генезис их мозговой активности, если так можно выразиться, тоже эволюционировал в правильную сторону. Но еще 5-6 лет назад было не так. Тогда дискуссия о том, что такое страхование и для чего оно нужно, шло по принципу: если нет отката — нет сделки. Это было!

«У нас есть абсолютный лидер народной нелюбви, и это не гаишники»

— Так сложилось, что страховщики, как и сами страховые компании, не являются объектами симпатии. Почему?

— Во всем мире человеческая любовь делится следующим образом: самые нехорошие люди — это адвокаты, потом идут банкиры, а за ними страховщики. Банкиры и страховщики идут очень близко. У нас, учитывая эволюционное развитие нашей страны, до страховщиков народная нелюбовь еще не докатилась в такой степени. Просто проникновение страхования в общественную жизнь, в каждую семью, было сопряжено с разными элементами. Например, банковские кредиты, автокредиты, покупка автомобилей — тут страховщик в последние годы всегда стоял рядом. Ведь всегда есть какая-то вероятность неудачного выбора, ДТП или угона. Дальше начитается метание по страховым компаниям, ГАИ, банкам и так далее. Потом оказывается, что компания выбрана неудачно. И тогда человеческая любовь к страховщикам в данной конкретной семье сразу преобразовывается в ненависть.

А с банками — тут нужно вспомнить 1995 год и, особенно 1998, когда массово люди потеряли в банках деньги. И уж точно они народной любви не заслужили. Страховщики в этом смысле как бы во второй очереди.

Но у нас есть абсолютный лидер народной нелюбви, и это не гаишники. Это, как ни странно, правительство или, скорее, государство.

— Скорее, чиновники...

— Это обобщение. Люди чувствуют себя обманутыми... У нас, к сожалению, есть генетическая память за 70–80 лет, люди помнят, что они были никто, а государство — все. И последние 20 лет, когда экономические кризисы не увеличивали веру населения в государство. Я считаю, главная, даже самая главная народно-хозяйственная экономическая задача правительства — сделать так, чтобы люди начали доверять своему государству, своему правительству.

«Нынешний кризис идет для страховщиков четко по сценарию»

— Есть ли какие-нибудь особенности в том, как страховой бизнес пережил кризис?

— В 1998 году переживать было нечего. Тогда у страховых компаний, помимо «Росгосстраха» и «Ингосстраха», активов не было. Поэтому сберегать было нечего, все было в зачаточном состоянии. Нынешний кризис идет для страховщиков четко по сценарию. Если пик экономического кризиса пришел на осень прошлого года, то страховщики входят в него спустя 6-9 или даже 12 месяцев. То есть как раз сейчас.

— В чем он выражается?

— В трех простых вещах. Сборы падают, выплаты растут. Это ножницы cash flow, которые вызывают проблемы с ликвидностью страховых компаний.

— Зато у вас и преимущества есть. К вам, как в банк, нельзя прийти и изъять страховые деньги.

— Именно поэтому перед страховыми компаниями и не выстраиваются демонстрации с требованием «верните наши деньги». У вас должен произойти страховой случай, чтобы страховая компания заплатила. Но дело в том, что страховых случаев много. И если у страховой компании нет резервов, нет капиталов, она куда-нибудь вывела деньги или неправильно посчитала тариф, то возникают проблемы с ликвидностью со всеми вытекающими последствиями. Поэтому кризис на страховые компании давит прежде всего этими ножницами.

«Мы с вами заплатим за безответственность отдельных чиновников»

— Стал ли бизнес активнее страховать свои активы, свою операционную деятельность?

— Нужно понять, что бизнес — он разный. Малый бизнес никогда охотно ничего не страховал. Он у нас серо-черный. А неохотно, когда в банк приходили за кредитом, в банке говорили, что не дадим. Малый и средний бизнес страховал себя только в таком формате.

— А крупный бизнес страхуется?

— Страхуется. Есть другая проблема, это характерно для государственных бизнесов, где принимают решения чиновники. Ярчайший пример — «Русгидро». Понимание необходимости страхования очень слабое, если не сказать, что вообще отсутствует. Коррупционные составляющие очень высокие. Адекватность принимаемых решений тоже достаточно слабая. Поэтому когда случилось это несчастье на Саяно-Шушенской, оказалось, что ответственность застрахована на 30 млн рублей. Всего! Если бы, не дай бог, вода ушла и кого-нибудь затопило в поселке, то не хватило бы ничего. По сути, это было страхование для галочки. Само имущество было застраховано на 200 млн долларов, когда минимальная стоимость, на которую надо было страховать — 2 млрд долларов. Теперь менеджеры «Русгидро» все время пытаются заболтать эту тему. Они говорят: мы от катастрофы все равно не защитимся. Я согласен, но когда вы страхуете на реальную сумму, вы должны заплатить и премию побольше. Нужно было заплатить не на 200 миллинов, а на 2 миллиарда. Тариф надо было заплатить в 10 раз больше. Но и возмещение бы вы получили большее. А сейчас проблема — государство будет финансировать. А что такое государство? Это тариф на электроэнергию в данном случае. Значит, предприятия будут меньше получать прибыли, потому что по большим тарифам будут платить. А государство будет датировать. Мы с вами за это заплатим, за безответственность отдельных чиновников, которые сейчас пытаются защитить честь мундира. Хочу напомнить, когда этот тендер «Русгидро» проводился, то мы, «Ингосстрах», активно критиковали именно сам тендер. Потому что по тендеру — это знаменитые цифры, которые я приводил публично год назад — ответственность застрахована перед третьими лицами по тарифу в 8,5 раз меньшему, чем в позапрошлом году. А покрытие почти ничего не покрывает. И имущество было застраховано по тарифу в 2,5 раза меньшему, чем в позапрошлом году. Конечно, были свои причины на это. Вот и сэкономили.

— В отличие от автомобиля, у бизнеса же нет обязательного страхования. Или все-таки есть?

— Можно говорить только об обязательном страховании владельцев опасных производств. Проект такого закона был, он прошел первое чтение в Госдуме, потом был заторможен там же.

— Речь идет об огромных деньгах?

— Не огромные. Три года назад производились расчеты, сколько нужно будет заплатить по этому закону. Получилось примерно 20–30 миллиардов рублей. Пусть это будет даже 50 миллиардов на всю страну.

— Это страховая премия?

— Премия. Это то, что бюджетам, государству, предприятиям надо будет заплатить. Но ответственность была бы застрахована на сотни, миллионов, на триллионы. А сейчас одна Саяно-Шушенская сразу все съела.

— «Ингосстрах» заплатил несколько космических сумм, по космическим рискам. Что это такое?

— Космическое страхование — это страхование, в котором страховые случаи случаются редко, но регулярно.

— Что там, в космосе, страхуется?

— Запуск, аппарат, ответственность перед теми, кто покупает транспондеры, бизнес. В кризис всегда что-то случается. В 1998 году грохнулся банковский спутник «Купон». «Иногсстраху» пришлось платить 86 миллионов долларов.

— А было перестраховано?

— Да, это всегда перестраховывается. Это очень профессиональная сфера деятельности. В 2007 году вышел один из спутников из строя. Нам пришлось тоже платить свыше миллиарда за его потерю. На эти деньги космическая связь сможет построить другой спутник. Возместить ущерб — это реальная функция страхования.

«В России без милиции страховая компания ничего сделать не может»

— Говорят, что когда происходят катастрофы, включая 11 сентября, первыми на месте происшествия оказываются страховые агенты, которые немедленно пытаются по горячим следам договориться.

— Это не совсем так. Страховые агенты появляются быстро, но 11 сентября часть страховых агентов была просто внутри здания. Кстати «Ингосстрах» — единственный, кто платил по взрывам 11 сентября. Потому что мы участвовали в этом перестраховании. Сам опыт урегулирования катастрофического убытка шел по пути юридической дискуссии: это один страховой случай или два. Две же башни. И что является объектом, как применять общий лимит страховой суммы? По каждому зданию или в целом? Компромисс был найден, решили, что это один случай. То есть общий лимит не 6 миллиардов долларов, а 3 миллиарда. Но в серьезных страховых событиях страховщики принимают самое деятельное участие. Когда несколько лет назад сгорел центральный логистический склад фармацевтического концерна «Протек», мы оказались там очень быстро. Потому что горели лекарства, а любая коробочка может стоить несколько сотен тысяч долларов.

— Есть ли у страховых компаний свои специальные службы, детективы — как в кино показывают, — которые не хуже полиции расследуют случаи краж или происшествий?

— Здесь нужно разделить. Первая часть — законодательная. В России к оперативно-розыскной деятельности не допускаются никакие частные службы. Поэтому юридически никаких расследований службы не ведут. Де-факто, службы анализа информации существуют в большинстве компаний, их негласно называют службой безопасности. Юридически они действительно исполняют обязанности расследовательских, аналитических структур. Они работают вместе с правоохранительными органами, прежде всего с МВД. Иногда с таможней, ФСБ. Очень важный аспект — в России без милиции страховая компания ничего сделать не может, поэтому основная задача аналитических служб страховых компаний — найти правильный контакт с милицией, чтобы она видела перспективу в расследовании. И в этом заключается сложность.

— Хочется быстрее отделаться, закрыть дело?

— Бывают и сложные дела, и «висяки», и вообще не хочется заниматься, и лучше приостановить дело и забыть о нем. Бывают случаи, когда интересы отдельных милиционеров вступают в противоречие со страховым случаем. Например, если милиционер ездит на угнанной машине, а мы ее нашли. Это реальность жизни. Или, например, через таможню уходят машины, а нам нужны показания таможенника. Конфликты бывают. Но в ряде стран страховым компаниям в соответствии с действующим законодательством позволяют розыскную деятельность.

— Там страховые компании нанимают детективов?

— В Америке страховщиков боятся не меньше, чем финансовую полицию.

— Так там и суммы страховые — будь здоров.

— Суммы в разных видах страхования все равно привязаны к реальной стоимости активов. А без аналитиков страховым компаниям деваться некуда. Даже по такой элементарной ситуации: представьте, что угнано десять машин, и все они были проданы и застрахованы в одном салоне. Кто-то такую ситуацию должен проанализировать. Ведь странное получается совпадение, учитывая, что салонов, которые продают такие машины, десять, а угоняются все из одного салона. Конечно, страховая компания начинает достаточно жестко интересоваться: что, как, почему, кто из сотрудников салона неожиданно дачу на Карибах купил или стал приезжать на работу на новеньком «Феррари». Ситуации разные, но без аналитической работы страховщикам никуда не деться.

«Страхование — это очень длинный бизнес»

— Про «мелкие буквы», о которых говорили в начале, — это уже почти анекдот. Нам, потребителям услуг страхования, кажется, что специальная бригада специально обученных людей так составляет договор, чтобы максимально обеспечить себе возможность не платить.

— Нет.

— Зачем тогда мелкие буквы?

— Страховой договор учитывает специфику страхования. Например, у вас квартира или дача. Ситуаций, которые могут возникнуть, очень много, а в страховой договор нужно вписать максимально все. Страничек в страховом договоре получается много, а выдать правила страхования надо каждому клиенту. Соответственно, крупным шрифтом это будут очень большие операционные расходы. Поэтому в этом есть экономическое обоснование.

— Не очень убедительно.

— Не убедительно, но именно так. А когда начинаешь объяснять, в это никто не верит. Страховой договор описывается максимально подробно. Вторая сторона этой проблемы — когда клиент говорит: мне дали толстую книжку правил страхования, как я это все буду читать? Если вы заключаете договор страхования, прочтите. А если вы прочли, и там оказалось, что от молнии не застраховано, тогда не обижайтесь на страховую компанию, если вдруг эта молния...

Вопрос в том, что для нормальной страховой компании важно сохранение клиента, а не его потеря. Страхование — это очень длинный бизнес. Если представить, что в мелком шрифте у страховой компании есть тайный умысел, то через год клиент закончит с ней отношения. И что дальше? Все, можно компанию распускать. Поэтому умысла у надежных, у ведущих страховщиков, которые работают «вдолгую», никакого нет.

— Что является стандартом страхования в бизнесе? Огневые риски?

— Это самый стандартный лот.

— А нестандартные?

— Застраховать голосовые связки мировой певицы.

— Это из светской хроники.

— Это реальное страхование, но редкое.

— В российской практике что-нибудь экзотическое встречалось?

— На мой взгляд, экзотикой нашего рынка является страхование федерального закона «О выполнении госконтрактов». Это массовая экзотика.

— Кто страхуется, госорганы?

— Выполнение госконтрактов по АТЭС, по Сочи, по строительству дорог. Обязаны застраховать обязательства по исполнению госконтрактов. Страхуют это компании второго, третьего эшелона. Страховые суммы измеряются десятками миллиардов рублей. Это означает, что если, допустим, это здание, этот участок, или этот объект не будет построен, то подрядчик, который перед государством отвечает, должен государству же заплатить, например, 20 миллиардов рублей. Он застраховал это обязательство и говорит: «У меня полис, пожалуйста, страховая компания, плати!». Но дело в том, что это страхование не имеет аналогов в мире, и нет перестрахования.

— Это наше изобретение?

— Наше изобретение — нет перестрахования. Это значит, компания с капиталом в десять миллионов рублей и резервами в 20 миллионов, а именно такие компании подобное страхуют, застраховала такой-то объект на 20 миллиардов рублей. Экзотика заключается в том, что чиновники отчитались, что застраховано, и подрядчик отчитался, что застраховано, а когда объект не будет сдан, то, очевидно, начнут посылать доктора или прокурора. Потому что возникнет вопрос, кто и как это застраховал, и почему государство было обмануто при наличии страховки. ИА это четко попадает уже не под ГК, а под УК.

— От чего нельзя застраховаться в этой жизни?

— От любви, от предательства, от человеческой подлости, от человеческой гадости. А от событий, которые носят регулярный статистический, природный или техногенный характер, застраховаться можно.