Главная проблема России — рейдерство

Почему известный юрист по корпоративному праву Александр Раппопорт считает рейдерство одной из самых острых и болезненных проблем российского бизнеса

На Глобальном инвестиционно-финансовом форуме в Москве юрист по корпоративному праву Александр Раппопорт в интервью радиостанции Business FM изложил свое видение нынешних проблем в отношениях бизнеса и власти.

— Аркадий Дворкович на форуме в Красноярске назвал безопасность бизнеса одной из главный проблем в условиях кризиса. Точнее, он сказал, что просто у многих возникает желание съесть друг друга. В сущности, речь идет о рейдерстве, которое в условиях кризиса может приобретать все более агрессивные формы. С вашей точки зрения, какие механизмы предприниматель, у которого мало денег, может применить для того, чтобы защититься от захватчиков?

— Рейдерство все последние лет десять является, наверное, одной из самых острых и болезненных проблем российского бизнеса. И, конечно, трудно не согласиться с господином Дворковичем в том, что кризис обостряет в том числе проблему рейдерства.

На мой взгляд, у нас пока несовершенные механизмы, в том числе правовые, защиты «компании-цели», которую пытаются захватить рейдеры. При этом достаточно путей и лазеек для рейдерства, позволяющего удар по честному бизнесу.

В условиях кризиса одним из самых уязвимых правовых институтов, в рамках которого действуют на сегодняшний день рейдеры, кризисные рейдеры, это, конечно же, институт банкротства. Закон о банкротстве фактически вместо того, чтобы стать реальным механизмом, который помогал бы оздоровлению должника и, в частности, восстанавливал платежеспособность и действовал во благо кредитора и должника, на самом деле сегодня является (особенно с учетом поправок, которые были сделаны в январе) инструментом, который может фактически только уничтожить компанию-должника.

— В чем именно эти поправки ослабляют позиции собственника?

— Давайте определим, что такое вообще институт банкротства. Институт банкротства — это институт, который должен установить баланс между интересами кредитора и должника. Наверное, каждая компания может столкнуться с финансовыми проблемами и невозможностью рассчитаться по своим обязательствам. Наш закон, который существовал до сегодняшнего дня, и так был абсолютно прокредиторским, он защищал интересы кредитора и совсем не обеспечивал интересы должника, что, на мой взгляд, является жизненно важным. А изменения к нему и вовсе довели ситуацию до предела.

Изменений, конечно, много, и мы говорим лишь о части. Так вот, для принятия решений в рамках процедуры банкротства должно состояться собрание кредиторов. Но если раньше кредиторами считались только те, чья задолженность просрочена, что абсолютно нормально, то сегодня на принятия решений влияют не только кредиторы, которым уже должны, но и те, задолженность которых еще фактически не наступила — может наступить через год, два, три и пять.

Это фактически вообще уничтожает возможность должника каким-то образом влиять на принятие решения о своей судьбе. Таким образом, возвращаясь к теме рейдера, структура, которая заключила любые соглашения на любых кабальных условиях с предприятием, как только начинается процедура банкротства (а начать ее сегодня по формальным признакам практически в отношении любого предприятия не составляет никакой проблемы), может входить на предприятие с полком кредиторов и начинать влиять на его деятельность.

— Грубо говоря, любой, кто купил облигации, получает рычаг?

— И что очень важно — не обязательно облигации, которые просрочены.

— То есть те, которые еще подлежат погашению.

— В рамках нового закона — по отношению к которым еще даже не наступил технический дефолт. Сегодня понятие «кросс-дефолт» вообще всемерно. Любое нарушение элементарных норм, которые предусмотрены облигационными займами, фактически влечет паралич, возможность остановки почти любого российского предприятия.

— Значит, риск, связанный с получением кредита в любой форме, еще более возрос, потому что любой ваш кредитор потенциально становится вашим рейдером?

— Вы абсолютно правы. Здесь, на мой взгляд, колоссальная проблема.

С одной стороны, значительно сложнее стало получить кредит. И, на мой взгляд, несмотря на то, что все мы ратовали за ослабление роли государства в развитии экономических отношений, сегодня государству жизненно необходимо вмешаться, в частности, в этот процесс. Везде в мире, посмотрите, происходит уменьшение кредитных ставок. Зачем? Потому что это единственный шанс восстановить платежеспособность как граждан, которые могут покупать недвижимость, вкладывать свои деньги, так и предприятий, которые могут занимать деньги. У нас же стоимость кредита сегодня не просто растет, она растет до абсолютно запредельных пределов, что делает экономические процессы бессмысленными.

С другой стороны, в этой ситуации, когда очень сложно получить кредит, любая кредитная сделка является фактически возможностью для захвата предприятия.

— В вашей практике вам были истории, когда кредиторы фактически становились рейдерами? Во всяком случае, претендентами на ту собственность, предприятие, у которого они, быть может, специально приобрели те или иные долговые обязательства?

— С одной стороны, у нас есть такие примеры. С другой стороны, мы сейчас находится в такой лавиноопасной зоне, когда колоссальная лавина накапливается в кредитных отношениях. Не забывайте, мы в кризисе относительно недавно, а для того, чтобы начать процедуру банкротства, любому кредитору потребуется пять-шесть месяцев.

Поэтому мы находимся фактически у красной линии, за которой находится лавина, обвал подобных процедур, исков, банкротств, целью которых является не получение денежных средств и не восстановление работы предприятий, а фактически изменение структуры собственности, что, на мой взгляд, во многих индустриях может вообще привести к коллапсу.

— Другой важный закон, касающийся корпорации — закон об инсайде, который сейчас рассматривается в Госдуме. Тоже очень острая тема, поскольку можно влиять на стоимость ценных бумаг и тем самым фактически захватывать бизнес.

— Закон об инсайде, вне всякого сомнения, — признак любого цивилизованного общества. Он есть в законодательствах всех стран со свободным рынком, кроме России. И закон об инсайде обсуждают, наверное, последние восемь или девять лет в достаточной степени активно. Но если мы будем говорить о приоритетах в таких острых ситуациях, как нынешняя, наверное, я бы сказал, что инсайд не является важным институтом. Потому что инсайд для чего важен? Для нормального развития рынка. Сегодня рынок находится в коллапсе, он находится практически на стадии паралича.

Сейчас важно, чтобы любой рынок — от Черкизовского до РТС — хоть как-то ожил и начал двигаться. В этой ситуации, мне кажется, очень правильное было заявление на днях нашего премьер-министра относительно того, что вообще нужно ослабить влияние репрессивных механизмов на бизнес. В частности, прозвучало предложение о запрете вообще проверок малого бизнеса на год. На сегодняшний день любой репрессивный механизм даже необходимо чуть-чуть отставить в сторону хотя бы до того момента, когда рынок, о котором мы говорим сегодня, сможет вздохнуть.

— Чтобы ослабить коррупционное давление на бизнес, который и так переживает очень тяжелые времена и с трудом сводит концы с концами.

— Вне всякого сомнения. Если мы говорим об антирейдерских пакетах, конечно, вопрос, связанный с антикоррупционным законодательством, является предельно важным. И на мой взгляд, здесь как раз делаются попытки изменить ситуацию, которые трудно увидеть сегодня, но, я надеюсь, их результаты мы увидим в ближайшем будущем.

— На форуме в Красноярске очень активно говорили предприниматели, и сказали они так: враждебность власти возрастает по отношению к бизнесу именно на фоне кризиса. Вы, как юрист, наверняка можете дать очень компетентную оценку ситуации в целом. Какие новые формы приобретает такое давление?

— Вы знаете, новое, как в хорошем, так и в плохом, это хорошо забытое старое. Поэтому то, что мы видим сегодня, это не какие-то новые изобретения, а старое, умершее, то, что, казалось, уже становится атавизмом, например, требование отката за совершение каких-то действий, в частности, банковских. Мы это видели не заре 90-х годов и не видели в последнее время. Сейчас подобные попытки восстанавливаются. Сейчас на государственном уровне принимаются решения, достаточно важные для предприятий, для вхождения в определенные пулы государственных банков или в пулы помощи. Сегодня очень многие чиновники пытаются использовать это для того, чтобы получить какую-то мзду за принятие подобных решений.