Джаник Фазиев: «Август Восьмого» на 100% оплатило государство

Об этом и о других финансовых особенностях отечественного кинобизнеса режиссёр фильма рассказал в интервью корреспонденту Business FM Евгении Смурыгиной

Евгения Смурыгина:Все знают источники финансирования, вы их не скрываете. Это был госзаказ?

Джаник Файзиев: В современном кино практически нет фильмов, которые не финансируются государством. Мы получили стопроцентное финансирование, как мне кажется, отчасти потому, что история, которую мы рассказываем, несет в себе человеческий заряд. Меня все хорошо достаточно знают и все знают, что я человек аполитичный. Все прекрасно понимали, что заставить меня делать и говорить вещи, с которыми я внутренне не согласен или я просто не смогу. Поэтому изначально было понятно, что никто не сможет мне сказать: «Возьми и сделай вот так, вот здесь у тебя герой будет говорить не эти слова, а те». Никто так не говорил, никто так не пытался говорить. Это, безусловно, госзаказ в том смысле, что государство дало мне денег. В первый раз в истории отечественного кино я получил стопроцентное финансирование на фильм.

ЕС: Как осуществлялось ваше взаимодействие с Фондом кино, представляли ли вы им один или несколько проектов, и ещё мне сейчас, вдруг, пришло в голову: а должны ли вы им деньги вернуть?

ДФ: Поскольку фонд только образовался, механизм у него, как мне кажется, меняется каждый раз, поэтому я не знаю, как сейчас там все устроено. На тот момент я просто написал заявку из пятнадцати, что ли страниц - тритмент, отправил его туда, и мне сказали, что меня готовы поддержать, выделили мне часть денег на сценарий. Я написал сценарий, потом почитали сценарий, сказали: «Да, ОК, поддерживаем следующий этап». Следующий этап уже был, собственно, финансирование, и мы стали дальше развиваться, уже было принято, что Фонд финансирует картину полностью.

До этого момента было не понятно, будут нас финансировать до конца или нет, или мы должны будем искать еще дополнительные деньги и так далее. В момент, когда стал сценарий рождаться, я стал понимать, что он разрастается и получается довольно дорогой и в общем не очень рентабельный с точки зрения современного состояния киноиндустрии, потому что делать фильмы дороже десяти миллионов - это вещь очень сложная и рискованная. И в этом смысле, наверное, для этого и существует Фонд, чтобы вот эти риски продюсерам покрывать. Но тут, видите, Фонд - появилась эта строчка, ее не было до этого года, она появилась только в прошлом - позапрошлом году.

ЕС: Социально значимые?

ДФ: Социально значимые проекты, да.

ЕС:А вы сами понимаете, почему этот проект признали социально значимым?

ДФ: Мне приятно думать, что его признали социально значимым, потому что в нем есть такой заряд человечности. Какие у них были свои причины - мне трудно сказать об этом.

ЕС: Про фонд толком никто ничего - вот, широкая общественность - то не знает. Вы, как человек, получивший от фонда деньги, вы должны были только снять кино и всё? Или вы ещё теперь что-то должны вернуть?

ДФ: Нет, там существует регуляция, безусловно. Я сейчас плохо помню точно, кажется, 50% прибыли продюсер должен вернуть фонду.

ЕС: Получается довольно жёстко. Т.е. мало того, что кинотеатры и создатель картины делят фифти-фифти, так ещё и потом, продюсер половину своей половины. Т.е., получается, очень мало остаётся…

ДФ: Современный кинопродюсер - это человек отчаянный, потому что в основном те, кто работает сегодня в кино, - это люди, которые почему-то до потери сознания хотят делать кино, потому что в принципе обстановка в кинобизнесе такая, что рентабельность будут приносить либо фильмы, снятые за недорого, какие-то несмешные комедии, которые человек все равно пойдет и посмотрит, и общий сбор их составит пять миллионов, при условии, что они произведены за миллион или меньше миллиона, или, там, лучше сто тысяч, или расклеенные афиши по городу или в нескольких городах.

Кино это никто не любит, но на него почему-то ходят. Ходят люди, потому что им хочется какого-то развлечения. А больше представить себе, что серьезное кино получит серьезный бокс-офис, довольно тяжело, поэтому все киношники - люди отчаянные, любящие кино и живущие на том, что получается, потому что с точки зрения здравого смысла кино, конечно, киноиндустрия сдохла бы несколько лет назад, если бы государство не продолжало его как-то поддерживать.

ЕС: Положа руку на сердце: вы надеетесь быть в прибыли?

ДФ: Вы знаете, очень трудно. Я не хочу даже загадывать, потому что, по мнению экспертов рынка, с которыми мы общались, российский фильм сегодня из-за сложившегося недоверия зрителя к отечественному кино обречен на невысокие сборы. Боюсь, что это обречение коснется и нас, поэтому какими будут наши сборы - я не знаю. Как один философ говорил, наше дело удобрять, и если даже нам надо удобрять собой эту поляну, значит, мы будем удобрять ее собой. Потому что если кино получится и зритель его полюбит, оно будет жить несколько лет. Мы ведь качество продукта, и особенно кино, проверяем только временем.

Есть фильмы, которые нам нравились, которые дискутировали, которые обсуждали, но которые спустя два-три года перестают показывать по телевизору, и люди уже не вспоминают, про что там было кино, название, вроде, помню, что-то такое помню, а что-то не помню. А фильмы, которые много раз показывают по телевизору, которые люди смотрят, говорят: «Включил, и с какого места включил, до конца досмотрел». Вот это хорошее кино. Чем больше таких фильмов будет, тем быстрее оздоровиться кино и тем быстрее мы научимся возвращать деньги с кинотеатров.

ЕС: Кстати, а если предположить, что пессимистичный сценарий, и нечего вернуть Фонду кино - тогда ничего не будете должны?

ДФ: Я не знаю. Думаю, что нет, что никто с ножом в горло ко мне не придет и не скажет: «Верни деньги!», - просто будет самому обидно. Задача Фонда кино поддерживать кинематограф. Мы пытаемся слизать французскую модель...
ЕС:Которая, в общем-то, не очень жизнеспособна в России, как мне кажется.

ДФ: Пока не жизнеспособна, потому что они свою модель с сорок девятого года, по-моему, пытаются совершенствовать, а мы только начали. Я уверен, что она в сорок девятом году тоже была не очень идеальная. И во Франции такая же история точно. Там, помимо того, что продюсер не возвращает деньги никакие, там еще и великая, на мой взгляд, вещь сделана: они специалистам, которые отработали в прошлом году определенное количество часов в кинобизнесе, проплачивают год или полтора года простоя, что означает, что человеку не надо никуда убегать, не надо переходить на другую работу.

Когда ко мне приходят люди и начинают спрашивать: «А почему у нас в кино там вот это?» Я говорю: «Вот смотрите, откройте вашу сумочку, вы же пользуетесь косметикой какой-то, вот я уверен, что вы сейчас достанете духи, и это не будет «Красная звезда», или вы достанете тушь, и это не будет фабрика «Большевичка» - почему, как вы думаете? Что так трудно вот эту хрень, которая черная, намешать, чтобы она на ресницах налипла, нет, вроде, не трудно. А что трудно? А вот эту кисточку трудно сделать? Да, вроде, тоже не трудно. А вот эту баночку? А вот это, наверное, посложнее. А вот все вместе: сделать так, чтобы вот эта баночка вот так выглядела, чтобы у нее ручка была такая удобная, чтобы золотом было красиво написано «Кра-а-асная зве-е-езда», чтобы она с каким-то красивым звуком отвинчивалась, чтобы вынималась и не выбрызгивала на соседей и на декольте - вот чтобы все это произошло, нужно, чтобы был химик, которого с первого класса, не с первого курса, учили, как смешивать вот эту черную хрень с вот этой серой хренью, чтобы она не выбрызгивала.

Для этого нужно, чтобы был дизайнер, который вот эту баночку придумает, его тоже должны были учить с первого класса. Он должен был в правильные музеи ходить, правильных рабочих, которые крышу заливают, слушать, меньше ругаться или больше ругаться матом и так далее. Нужен человек, который точно будет знать, какого цвета должна быть эта хрень. А этого человека должны были с первого класса учить любить людей, с которыми он живет, потому что он вашу жизнь, чтобы вы эту баночку купили, должен знать наизусть, не просто знать, он должен любить вашу жизнь, понимаете?

И это получается, чтобы вот эту фигулечку поставить на прилавок рядом с , L'Oreal’ем или с Max Factor’ом, нужно, чтобы общество создало условия для того, чтобы двадцать пять представителей разных отраслей с первого класса, а еще лучше с рождения получили правильное воспитание, правильно образование, правильно вели себя в жизни, чтобы получить этот заказ, чтобы они все в одной точке в один момент сошлись и мыслили одинаково. Кинематограф, знаете, такая роскошь, которую себе могут позволить только богатые, здоровые, сильные, умные, развитые люди. Мы можем посмотреть на этот вопрос с другой стороны: не почему у нас нет кино, а, ёпрст, почему у нас есть кино, но его не должно быть, понимаете? Его не просто не должно быть, его не должно быть - не должно быть, а оно есть, и даже иногда бывает неплохое.

ЕС: Предлагаю, всё-таки, вернуться к цифрам печальным, которые были по итогам прошлого года, и которые все знают - вот, эти несчастные 10% от бокс-офиса, которое за 2011 получило отечественное кино. При этом если взглянуть на новогодние каникулы, которые всегда у нас показывают очень большие деньги, то там 50% бокс-офиса, даже чуть больше - приходится на российские фильмы. Вот, это соотношение вызывает у вас оптимизм? Это что, российский зритель решил дать своему кино шанс? Скажется ли это благоприятно на вашем фильме?

ДФ: Безусловно, все фильмы, которые собирают зрителя и которые не вызывают откровенного отторжения, это все сработает на позитив, ну, в целом на индустрию, и конечно, в частности, на наш фильм. Тут трудно очень сказать, потому что испортить всегда легко, а починить очень тяжело. Как реально, что реально произойдёт со зрителем – сказать тяжело, они действительно – мы сами это видим и ловим и по своим фильмам понимаем, что зритель действительно нам доверяет с трудом, не верит, что мы можем сделать что-то внятное и интересное, несмотря на то, что последняя работа, мне кажется, его в этом пытается отчаянно разубедить.

И в итоге, вместо того чтобы – знаете, как это обычные возгласы «все мужики сволочи», вместо того чтобы научиться разделять сволочей от нормальных мужиков – зритель точно также может сказать, что всё российское кино - говно, а вместо этого лучше научить чуть глубже разбираться, кто это кино делал, что они делали до этого. Если это люди, за которыми стоят внятные проекты, то, значит, наверное, следующий проект, который они делают, тоже будет внятный, ну или внятнее, чем у людей, у которых, не было за ними никогда внятных проектов.

Есть ведь другая вещь, которая меня страшно пугает: например, я встретил молодого человека, который мне сказал: я страшно люблю персики, пошёл в магазин, купил персик, взял его и стал хрустеть им и говорит «мням», чавкая, хрустя персиком, стал говорить, какой вкусный персик, какой сладкий персик. И я понял, что этот человек не знает, что такое персик, он думает, что персик это такой теннисный мячик красного цвета, которым надо хрустеть. А я вырос в Средней Азии, я знаю, что персик - это вещь, есть выражение такое: «нежный, как персик» - оно было всегда определением нежности по отношению к девушке, потому что персик - такая вещь, которую на рынке даже не дают трогать, как только ты до него дотронулся, на нём остаются чёрные пятна, и его надо не есть – его надо вдыхать, потому что ты подносишь губы к нему, делаешь «фух» и у тебя в руках остаётся одна косточка. Вот это персик.

И со зрителем нашим может произойти такая же лажа, он может подумать, что то кино, которое ему каждый день выдают как кино, наш отечественный кинематографист, - это и есть кино, и он будет думать, что всё остальное - ну что же это: дотронулся - уже чёрное, его же нельзя привести, в сумку не купишь, это же куча проблем с этим связана. Потому что другой продукт совсем. Я считаю, что всё равно бог нам велел удобрять огород, и мы вот, ну что я могу сделать - всё равно моя задача делать, что умею. И будь что будет.

ЕС: Вы в одном из интервью говорили, что хотели бы сделать «Август. Восьмого» фильмом мирового уровня. Но, при этом, события, которые освещались зарубежными телеканалами - они освещались не так, как у нас освещались. Означает ли это - что мировой уровень вы подразумеваете всё-таки: некую продажу на Запад, выход на западные рынки? Или это будет локальный продукт для стран, грубо говоря, России и СНГ?

ДФ: Когда я говорил «мировой уровень», я, конечно, имел в виду качество продукта, потому что глупо предполагать, что мы нашу с вами тушь сейчас продадим MaxFactor-у, и они, значит, всю свою продукцию выкинут и начнут продавать нашу с вами тушь. Но, как это ни смешно будет звучать сейчас, вот у меня сейчас идут переговоры с компанией Fox International, которые хотят купить у меня права на мировой прокат.

ЕС: Кстати, а разве вы не под Fox'ом ... ?

ДФ: Fox в России.

ЕС: А как, таким образом, сочетается взаимодействие Fox и Фонд кино?

ДФ: А Fox просто дистрибутор, он просто прокатывает картину, он денег не вкладывал, просто пытается прокатывать картину. И сейчас они пытаются купить у меня международные права, что меня очень радует, безусловно, потому что это до некоторой степени признание. Как они её будут прокатывать - это уже вопрос следующий. После того как появился трейлер в сети, мы получили письма от французских, английских, японских, немецких и испанских дистрибьюторов исключительно только по одному трейлеру, этих людей и вдохновило разнообразие жанровое в трейлере, который они увидели, с присутствием роботов, драконов и т.д.

ЕС: Это означает, что вы не повезёте на кинорынки в эти страны уже картину?

ДФ: Почему? Повезём. Вы знаете, я это делать не умею. Я научусь легко, ничего в этом сложного нет, но я знаю, если это мы с Fox’ом договоримся обо всём, то, я думаю, что этим будет заниматься Fox уже. И тьфу-тьфу-тьфу, дай нам бог здоровья, успехов и сил, может быть, какие-то ещё деньги заработаем на западе. Соавтором сценария был американский гражданин Майкл Лермер, который, помимо того, что он сын известного американского сценариста, четырежды оскаровского лауреата, он ещё и 20 лет в начале своей карьеры работал военным журналистом в Newsweek, и в этом смысле с ним было очень удобно и хорошо, потому что он на любой поворот истории, тут же говорил: дай мне 20 минут, залазил в Интернет, доставал всякие документы, чтобы быть максимально объективным и максимально правдоподобным, потом пригласили - на монтаж картины я пригласил известного американского монтажёра по имени Дэнис Вирклер, а у него, вообще, фильмография запредельная: он делал Бэтмена, Хроники Риддика, Collateral Damage, Volfman, то есть такой дядька с такой фильмографией истории Голливуда практически.

ЕС: Говорят, что американцы дешевле - это правда?

ДФ: Не, неправда, они не дешевле, они чуть-чуть дороже, чем наши, но качество повыше просто, ну и потом я сознательно на эти две позиции взял американцев, потому что я понимал, что мы делаем кино очень необычное и очень сложное - вот по звуку оно очень сложное, потому что там несколько уровней, оно очень плотное, и несколько уровней звучания, каждый жанр, условно говоря, звучит по-разному. Соответственно, нужно было, чтобы мы не «перекашили». Ну и самое главное - что мы чуть быстрее работаем с иностранцами, у них в этом смысле больше опыта, они чуть меньше делают ошибок. А команда тренируется - все рядом сидят люди, которые учатся. Ещё две-три такие картины, и я думаю, что у нас уже появятся люди, которые сами будут это делать на уровне.

Евгения Смурыгина, Business FM