Что надо поменять в консерватории? Комментарий Георгия Бовта

После дела Ивана Голунова в обществе заговорили о смягчении антинаркотического законодательства. Но только ли в этом суть?

Академик РАН Андрей Воробьев обратился к Владимиру Путину с требованием пересмотреть дела по 228-й статье. Он написал: «Почти треть всех заключенных в РФ осуждены и отбывают срок по «наркотическим статьям». Сейчас, когда один из них, Иван Голунов, освобожден, время вспомнить об остальных и задать вопрос: кто еще мог быть незаконно арестован?»

Иван Голунов освобожден, но дело его, как говорится, живет. Уже своей собственной жизнью. Поскольку оно во многом стало символичным. Всем понятно, что на месте Ивана может оказаться буквально каждый, особенно если он перешел дорогу каким-то коррумпированным силовикам или высокопоставленным чиновникам, которые его «закажут» этим силовикам.

Сейчас уже вопрос стоит не только о том, чтобы найти исполнителей, а желательно еще и заказчиков, но и о том, чтобы предпринять какие-то системные изменения, дабы такие дела по возможности не возникали впредь сплошь и рядом.

Академик Воробьев резонно требует смягчить антинаркотическое законодательство, по которому сидит чуть ли не треть «населения» российских тюрем. В Думе и Совете Федерации также оперативно выступили с аналогичными инициативами это сделать.

Все ждут отмашки: что скажет на эту тему президент во время «прямой линии» 20 июня? Наверняка ведь что-то скажет и обозначит параметры реакции на дело Голунова. В этих рамках и будут действовать.

Многие из числа радикально настроенных оппозиционеров смягчение 228-й статьи считают недостаточным. Они вообще не видят смысла в борьбе за частичное улучшение системы, даже в направлении ее смягчения.

Что принципиально изменится, если вместо предельного срока в десять лет будут давать пять? Ну, «цена решения вопроса» неформальными методами, наверное, снизится. Может, Думе сразу подумать над таким законом, который вообще запретил бы подбрасывать наркотики? Что на пять лет заключения, что на десять.

Как бы еще сделать так, чтобы против неугодных тем или иным властям или силовикам вообще не фабриковали уголовные дела, подбрасывая уже не наркотики, а, скажем, патроны или целую гранату?

Еще можно подбросить экстремистскую литературу. Можно практически на ровном месте, и такое бывало, соорудить уголовное дело по обвинению в педофилии, в раскрытии государственной тайны, в распространении «недостоверной информации», по каковому поводу недавно приняли отдельное довольно строгое законодательство, карающее за «фейк-ньюс».

Можно схлопотать арест или огромный штраф за то, что «не так» протестуешь против беззакония и борешься за свои права. Можно обвинить человека в том, что он или его организация — иностранный агент. Еще можно представить уголовное дело так, что обычная коммерческая сделка, контракт, взятый в банке кредит окажутся мошенничеством в особо крупном размере, совершенным группой лиц по предварительному сговору, что может превратить этих лиц в организованную преступную группировку.

Фантазии следователей ведь не ограничиваются порой тем, чтобы подбросить пять с небольшим граммов порошка. Есть масса других способов организовать неправосудную расправу с неугодными, отобрать бизнес, заткнуть рот критикам преступлений. Был бы заказ.

Как вот эти явления искоренить? Что тут надо смягчить, а что, наоборот, ужесточить? Какие законы еще надо прописать для силовых структур, которых стало так много и которые настолько вездесущи во всех сферах политики и экономики, что порой надеяться на восстановление справедливости простому человеку можно лишь тогда, когда интересы одной силовой структуры входят в противоречие с интересами другой, и он, этот человек, случайно оказался в этот момент на «правильной стороне» в их разборках?

И только ли в законах тут дело? Как говорил классик сатиры, может, что-то в консерватории уже пора поправить? Там уже целый большой симфонический оркестр так разыгрался, что у некоторых невольно возникают сомнения, а управляется ли еще он в полной мере главным дирижером или «шпарит» уже по своей собственной партитуре?