Политологи подводят первые итоги выборов в Госдуму

— У нас было и больше мандатов. Такой поддержки, как сейчас, у нас не было с 1996 года.

— Рассчитываете на большее количество мест?

— Не на большее количество. Если реально удвоить, утроить результаты, надо успеть отбить их, отстоять.

— «Единая Россия», с одной стороны, получает меньше, чем на прошлых выборах, с другой стороны — конституционное большинство у нее все-таки есть, при этом в одномандатных округах, где конкуренция была реальная среди сильных, в том числе оппозиционных, кандидатов, это размыло протестные голоса. В итоге представители партии власти победили.

— У вас нет ощущения, что тут оппозиция как-то проморгала и надо было объединяться?

— Оппозиция в России никогда не объединяется, это известная ее болезнь. С этой точки зрения «Единая Россия» и власти в целом провели технологически грамотную кампанию, дав возможность выступить оппозиционерам широким фронтом, и все получили свои небольшие проценты и не прошли.

— Что-то меняется с политологической точки зрения после выборов 2021 года, если сравнивать их с выборами 2016 года?

— Если абстрагироваться от обновленного состава Думы, в которой будет не четыре партии, а пять, и задаться вопросом о том, какая повестка будет у нового парламента, то от этой повестки никто не ждет никаких сенсаций. Понятно, в каком направлении будет работать социально-экономическая политика, понятно, что никаких особых послаблений по политической части не ожидается, хоть сколько новых людей приведи. Более того, Думой не определяется повестка, а законопроекты ей спускаются от исполнительной власти. Она участвует в обсуждении, вносит поправки и в целом их всегда принимает. Если говорить о законах, которые носят политический характер, то их принятие было близко к консенсусному. Поэтому если понадобятся такие законы, а я думаю, что будет принята очередная порция законов по дальнейшему ужесточению регулирования интернета, то практически все партии проголосуют за них. Не ожидается каких-то радикальных, а даже существенных изменений.

— Но есть «Новые люди». В чем секрет их успеха?

— В том, что, во-первых, для них были созданы благоприятные условия, у них было реноме проекта, это им помогло. Во-вторых, они проводили кампанию, которая оказалась эффективной с политтехнологической точки зрения, часть протестного голосования переместилась на них, особенно после того, как ВЦИОМ опубликовал намекающий прогноз, где дал им 5-6%. Поэтому те, кто хотел голосовать против партии власти, они подумали, что эта проходная, значит, мой голос не пропадет. Этот фактор тоже мог сыграть свою роль.

— Еще про две партии не могу не спросить. Это КПРФ, которая тоже собрала значительную часть протестных голосов, и ЛДПР. Компартия набрала значительно больше, чем было на прошлых выборах, ЛДПР значительную часть голосов потеряла. Как прокомментируете?

— КПРФ и должна была набрать больше, это ожидалось, потому что протестные настроения никуда не делись, они усилились в пору пандемии и на фоне целого ряда решений властей. Что касается ЛДПР, то, в общем, история с Фургалом сработала против них. Их традиционный оплот — это Дальний Восток, Сибирь, где у них были сильные позиции, но они там фактически провалились, и их избиратель не простил то поведение, которое они продемонстрировали в истории с Фургалом. История Дегтярева — это отдельный случай, там были созданы предварительно все условия для его победы на пустом электоральном поле.

— Что касается факторов «Умного голосования», когда уже все закончилось, как оцениваете эту идею, насколько она была реализована, как она повлияла на исход?

— Я всегда оценивал эту идею как деструктивную и продолжаю так считать. Она деструктивная по всем параметрам, по которым только можно. Кроме того, понуждать людей либеральных наклонностей голосовать за коммунистов, это извращение высшей степени, а именно так «Умное голосование» рекомендовало действовать, например, в Москве. Их рекомендации, многие из которых критиковались либералами даже еще на стадии избирательной кампании, критиковались с отвращением. Я думаю, что у него нет большого будущего.

— «Новые люди» взяли не только электорат «Яблока», но, конечно же, тех людей либеральных убеждений, которые все-таки хотят, чтобы их голос не пропал, «Новые люди» себе забрали. Было видно, в общем-то, Сардана Авксентьева нокаутом выиграла дебаты у лидера «Яблока» Рыбакова.

— Почему другие партии, новые и тоже с молодыми людьми, с талантливыми, очень переживала Элла Памфилова за «Зеленую альтернативу», говорит, ребята ходят, очищают реки, озера, собирают мусор, почему никто из дебютантов, кроме «Новых людей», не показал более-менее достойных результатов?

— Неправильная тональность. Они играли в выборы вчерашнего дня, а сейчас другой запрос, запрос на то, что называется «новая искренность», на доверительный и уважительный разговор. Они пытались демонстрировать нахрап, то есть вот эта проблема, скажем, Партии свободы и справедливости Максима Шевченко, они были ярки, театральны, но неубедительны, они не вызывали резонанс у избирателей. Люди очень хотят искренности. И в этом смысле, конечно, я думаю, что два открытия этого избирательного сезона: у «Единой России» это Анна Кузнецова, а у «Новых людей» это экс-мэр Якутска Сардана Авксентьева.

— Уже понятно, что коммунисты серьезно прибавляют и становятся второй политической силой. Если вы помните, в 2016 году они с ЛДПР шли ноздря в ноздрю, ЛДПР выступает намного хуже, и, совершенно очевидно, не из-за того, что это закат ЛДПР, но это очень серьезный сигнал относительно того, что партия теряет позиции. Для эсеров, совершенно очевидно, идея создать тройственный союз Миронова, Семигина и Прилепина, знаете, это такая тройка жеребцов, которые бы сметали КПРФ, но получился такой тянитолкай о двух головах — одна социал-демократы, другая социал-патриоты. Бежали они в разные стороны, и, в общем, проблема эсеров теперь в том, чтобы преодолеть пятипроцентный барьер и показать что-то в районе 5+. И самое главное — это все-таки, по всей видимости, прохождение партии Нечаева, или «Новых людей», и это очень важный момент.

— Вы предполагали, что они так довольно непросто, но довольно уверенно проходят в Госдуму?

— Есть очевидная вещь. Во-первых, есть значительная часть избирателей, которая не приемлет всей четверки, это называется пресловутым запросом на обновление. Значительная часть избирателей хочет, чтобы в Думе оказалась принципиально новая политическая сила — это первый момент. И второй момент — это очень важно, это политическая сила с городской прогрессивной, если хотите, даже либеральной повесткой, потому что по большому счету повестка «Новых людей» либеральная, хотя они не очень любят это слово, оно сейчас почти под запретом, и это очень важный момент, вот с этим что-то Кремлю придется делать, потому что все, что мы наблюдаем в политической жизни страны, это скорее движение в обратную сторону. А проход «Новых людей» в Госдуму показывает, что значительная часть общества желает реализации вот этой городской прогрессистской повестки, и с этим придется Кремлю что-то делать.

— Во-первых, «Новых людей» очень тянули в эту самую Думу, и они достаточно успешно соответствовали имиджу той партии, которая могла бы войти в эту самую Думу, надо им отдать должное. Но тем не менее они получали очень много времени на телевидении, и это тоже им помогло. Слово «новый» тоже очень важное в том контексте, в каком мы существуем. Все-таки комбинация из четырех партий немножко поднадоела гражданам.

— Воспринимается как свежий глоток воздуха?

— Да, конечно, может быть, даже независимо от того, какую идеологию они несут, но тем не менее продвинутые городские классы могли увидеть в «Новых людях» для себя некую альтернативу, в том числе альтернативу «Умному голосованию». Что касается КПРФ, то да, действительно, они, наверное, наберут больше, чем в прошлом году. Конечно, «Умное голосование» будет говорить, что это благодаря им, КПРФ говорит, что они просто стали привлекательны для избирателей, избиратель поумнел. Но я думаю, что это отчасти протестное голосование в той логике, в какой люди раньше голосовали, когда была графа «против всех», отчасти это такая ностальгия по лучшему прошлому, что называется. Сейчас социологические данные показывают, что очень сильна ностальгия по советской системе.

— И поэтому протестное голосование упирается именно в коммунистов, не в представителей других партий?

— Да, конечно. Дело в том, что на самом деле за несколько месяцев до выборов ЛДПР в принципе едва ли не опережала КПРФ, но, очевидно, пик популярности этой партии прошел, а КПРФ стала бенефициаром сразу нескольких обстоятельств, которые сложились перед выборами.

— Что касается результатов явок, вас удивили результаты этой партии?

— Вы знаете, и да, и нет. С одной стороны, такой результат был предопределен тем, что демократический избиратель ушел в «Умное голосование» и отчасти ушел к «Новым людям», кстати, сравнительно немало набирает Партия роста. Но «Яблоко» осталось партией демократического ядра, это демократическое ядро, очевидно, не слишком много верило в успех этой партии, но очень много было сделано для того, чтобы не верить в ее успех. Честно говоря, это результат сильно обескураживающий, притом что у партии были сильные харизматические кандидаты, возможно, они пройдут в Москве, и там Николаев и Митрохин, притом что в этой партии есть Шлосберг и Вишневский, чрезвычайно популярные и сильные лидеры, но, возможно, антирейтинг Явлинского оказался тоже одной из причин, по которой партия не успешно выступила.

— Те четыре парламентские партии, которые были, они между собой не конкурировали. Людям давали все возможности для того, чтобы они получили режим максимального благоприятствования в свои кампании, и они, я думаю, что успешно смогли реализовать тот гандикап, который им задали изначально.

— То, что коммунисты набирают, по предварительным данным, почти четверть процентов голосов всех, кто голосовал, это также ожидаемый результат?

— Я думаю, что процент коммунистов будет снижаться, поскольку все-таки сейчас больше подсчитаны протоколы Дальнего Востока, в центральной части и на северо-западе у коммунистов нет такого уровня поддержки, поэтому я думаю, что их результат будете в районе 20%. Конечно, можно признать эту кампанию достаточно для них успешной, но если оценивать тот потенциал, который был у партии, и ту ситуацию, в которой начиналась кампания, то можно сказать, что коммунисты взяли свое, но ничего с плюсом они не получили во время кампании. У «Единой России» будет абсолютное большинство в Госдуме, в целом эту кампанию для «Единой России» можно считать успешной, то, что было необходимо, партия сделала, получила, и даже в этом году, я бы сказал, что кампания была достаточно технологична, то есть выбор первой пятерки был крайне успешен для них: конечно, и Лавров, и Шойгу, и Кузнецова со Шмелевой, и Проценко составили очень удачный список топов для партии.

— Вы считаете, что первые лица федерального списка «Единой России» сыграли свои положительные роли, имели большое влияние?

— Да, они добавили какую-то долю процентов, конечно, сказалась прямая поддержка президента и раздача вертолетных денег вовремя, в тот момент, когда это было нужно, когда это еще не скажется на других макроэкономических показателях. Все вещи были технологически выверены так, чтобы «Единая Россия» пришла к тому результату, который им был установлен. Поймите, очень важный момент — в этой избирательной кампании всем были заданы свои ориентиры, и партии должны были достичь этих ориентиров технологическим путем. Соответственно, это не были выборы с точки зрения конкуренции самих партий, конкуренции не было.

— То есть нужно было взять свою планку, и практически каждый хорошо поработал, добился того, чего хотел?

— Да, кто-то чуть-чуть хуже, кто-то чуть-чуть лучше, но каждый должен был выполнить домашнее задание. Но это не имеет отношения к электоральному процессу, это не конкуренция партий, и к партийной системе это имеет мало отношения. А еще меньше это имеет отношение к парламенту как к отдельной ветви власти, потому что парламент таковым сейчас не является, а самое главное — партии внутри парламента не будут между собой никак конкурировать, то есть это будет единый, монолитный парламент, который будет абсолютно управляем.

— То есть речь идет исключительно о политтехнологиях и больше ни о чем?

— Если мы говорим о госуправлении, это даже не политтехнологии. Политтехнологии — это когда партии добирали свои проценты, а вот распределение этих процентов, архитектура Госдумы — это в чистом виде госуправление, то есть так наверху видят государственную систему.