Институт британской монархии укрепился в XXI веке

Британская монархия только за последнее столетие пережила две мировые войны, развал Империи, многочисленные внутренние кризисы и, благодаря авторитету Елизаветы II, уверенно вступила в XXI век

2012 год в Британии — не только год летней Олимпиады, но и год Бриллиантового юбилея, 60-летия восшествия на престол королевы Елизаветы II. Если обладательница абсолютного рекорда пребывания на троне (63 года) королева Виктория стала символом британского XIX века, то нынешний монарх олицетворяет собой не только вторую половину века XX, но и вхождение Британии в XXI век.

Многое из того, чем была викторианская Британия, стало анахронизмом при нынешней королеве. Страна претерпела гигантскую эволюцию, но институт монархии пережил все кризисы и в год Бриллиантового юбилея выглядит достаточно прочным.

Ни одна политическая партия не демонстрирует подобной устойчивости к внешним и внутренним потрясениям. Институт монархии устоял в Первую и Вторую мировые войны. Пережил краткое правление и скандальное отречение от престола Эдуарда VIII в 1936 году ради брака с разведенной американкой. Монархия перенесла закат Империи в послевоенные годы и создание Содружества Наций. На Елизавету II покушались: в 1981 году во время церемонии выноса знамени на параде по случаю официального дня рождения Королевы из толпы у Букингемского дворца прогремели выстрелы. В 1997 году смерть принцессы Дианы в автокатастрофе в Париже едва не стала началом заката британской монархии, но королева вышла и из этого испытания. На рубеже веков важнейшим поворотом для Соединенного Королевства стала так называемая деволюция Шотландии — начало бракоразводного процесса, или, точнее, возможного цивилизованного «разъезда» Англии и Шотландии.

Что остается неизменным при всех потрясениях — это роль монарха, которая не изменилась, говорит в интервью BFM.ru доктор Мэтью Уорли, преподаватель кафедры истории Университета Рединга: «Королева по-прежнему имеет очень значимый конституционный статус. Монархия остается также и важным государственным символом, о чем свидетельствуют празднования, которые сопровождали последние королевские юбилеи и свадьбу принца Уильяма и Кейт Миддлтон».

По словам Уорли, королевская семья по-прежнему пользуется поддержкой подданных, хотя, возможно, популярность ее сегодня — с меньшим оттенком почитания. «Во многих отношениях это отражает изменения в британском обществе, в особенности в период правления Елизаветы II. Классовые границы по-прежнему существуют, но они становятся более подвижными, сильнее проявляется социальная мобильность, общество неуклонно становится менее статусным», — полагает историк.

После смерти принцессы Дианы имиджу монархии был нанесен урон, но и он не стал критическим. Сегодня к Бриллиантовому юбилею Королевы отношение в целом положительное, во всяком случае, нет сколько-нибудь очевидных протестов и возмущения: желающие будут праздновать, те, кто не хочет эту дату отмечать, просто будут заниматься своими делами. По мнению Уорли, ложкой дегтя в бочке общей популярности Королевы, скорее, можно считать растущее безразличие к монархии.

Королеве Виктории принадлежит рекорд: 63 года на британском троне. Фото:AP

BFM.ru обратился к трем видным британским историкам из Университета Рединга с просьбой проанализировать некоторые из наиболее сложных процессов, в которые вовлечено в настоящее время Соединенной Королевство, а стало быть, и монархия. Это, прежде всего, — грядущий референдум о независимости Шотландии. Это также перемены в британской внутренней политике, связанные с образованием — впервые за 65 лет — коалиционного правительства, а также с положением в Содружестве Наций. И, наконец, роль и место Британии в европейском кризисе.

Брак по экономическому расчету дал трещину

Идее шотландской независимости, как любят говорить историки, столько же лет, сколько самому парламентскому союзу Шотландии с Англией, образованному в 1707 году. После подписания Закона об унии шотландский парламент перестал существовать, и его члены вошли в новый британский парламент в Вестминстере. К этому времени уже около века Англия и Шотландия находились под властью одного монарха: в 1603 году король Шотландии Яков VI унаследовал английский трон, став преемником Елизаветы I Английской. Он был коронован королем Англии под именем Якова I. И объединение Корон, и объединение парламентов встречало сопротивление со стороны как шотландцев, так и англичан.

«Фактически Шотландия считает себя отдельным государством и в культурном, и в историческом плане. В Унии были предусмотрены положения, позволяющие шотландцам сохранить самостоятельными свою правовую систему, университеты и церковь, это очень важные сферы, в которых различия между странами отчетливо проявляются до сих пор», — отмечает в интервью BFM.ru преподаватель истории раннего Нового времени доктор Эстер Майерс из Университета Рединга.

Но только после обнаружения нефти в Северном море в начале 1970-х споры о независимости вышли на новый виток, когда обозначился еще один очень весомый аргумент в пользу автономии: благодаря нефтяной выручке у Шотландии появлялись финансовые возможности для реальной независимости, говорит д-р Майерс. «Это очень важно, поскольку традиционно считается, что причины заключения Союза носили экономический характер».

В 1979 году проводился референдум, на котором националисты во главе с Шотландской национальной партией (SNP) потерпели поражение. Теперь же после начала деволюции и восстановления шотландского парламента в конце 1990-х тема независимости завоевывает новых сторонников.

«Под руководством харизматичного лидера Алекса Салмонда SNP набрала такую популярность, что прошла в правительство по итогам последних парламентских выборов в Шотландии в 2011 году, преодолев препятствия системы, которая была создана, чтобы фактически гарантировать коалиционную власть, — говорит Майерс. — Многие шотландцы считают SNP Салмонда единственной прогрессивной социалистической партией. Консерваторы никогда не пользовались особенной поддержкой в Шотландии. После провала Новых Лейбористов оставленную ими брешь заполнила SNP».

В Англии, по всей видимости, тему шотландской независимости воспринимают не очень серьезно. Хотя правительство участвует в обсуждениях референдума, англичан в большинстве своем эта тема злит, либо они думают, что без Шотландии будет лучше, говорит Эстер Майерс. Есть такое мнение, что Англия субсидирует Шотландию, особенно с тех пор, как у власти SNP.

«Многие шотландцы считают, что независимость принесет экономические улучшения и жить станет лучше, — комментирует д-р Майерс. — Ориентированность SNP на социально ответственные и прогрессивные модели образования и соцобеспечения находит поддержку у значительной части местного населения, особенно когда британское коалиционное правительство проводит сокращение расходов для борьбы с дефицитом.
Сейчас открываются определенные возможности, и, разумеется, общий вектор развития ситуации на стороне Салмонда и SNP», — говорит д-р Майерс. Определенную роль играет и противопоставление прогрессивного и социально ответственного местного правительства и коалиционной власти на юге [в Лондоне], (которая, по мнению многих шотландцев, в лучшем случае равнодушна, а в худшем враждебна к Шотландии, отмечает Эстер Майерс).

Настоящей проверкой, конечно, станет собственно референдум. Обозреватели полагают, что если на него будут вынесены два пункта — независимость или некая альтернатива с более продвинутой формой деволюции, при которой полномочия шотландского парламента были бы расширены, то маловероятно, что идея независимости победит. Без так называемой альтернативы ‘Devo Max’ (максимальный вариант автономии без собственно выхода из состава королевства) она вполне может приблизиться к победе.

Главный вопрос будет заключаться в том, в какой мере возвращается ситуация, существовавшая до 1707 года. Как подчеркивает Майерс, в SNP подтверждают свою лояльность монархии и не хотят упразднять объединение двух Корон. В связи с этим возникает вопрос, в каком виде будет существовать Великобритания. «В 17 веке в определенном объеме существовала британская внешняя политика в дипломатической, военной и морской сфере, поэтому прецедент для продолжения сотрудничества в этих вопросах есть. Другой прецедент, разумеется, — это Ирландия. Что будет с экономикой, предстоит решать властям, однако ясно следующее: в глобальном мире будет ошибочным и наивным полагать, что банковские системы и другие крупные корпорации должны быть разделены — такой довод часто приводится в популярных СМИ. Что будет с дефицитом — это вопрос, к которому тоже есть своего рода исторические прецеденты: например, Закон об унии предусматривал покрытие долгов Шотландии, возникших в результате Дарьенского проекта 1690-х годов».

Речь идет о неудачной попытке Королевства Шотландия основать собственную колонию в Центральной Америке в Дарьенском заливе (ныне территория Панамы) в конце 1690-х гг. Провал Дарьенской авантюры, фактически обанкротившей Шотландию, считается одной из решающих причин, приведших к англо-шотландской унии.

Разъединенное Королевство?

Два года назад по итогам парламентских выборов в Великобритании впервые за 65 лет было сформировано коалиционное правительство, поскольку ни одна политическая партия не набрала 6 мая 2010 года абсолютного большинства мандатов в Палате общин.

За прошедшие десятилетия британские политические деятели отвыкли от коалиционной политики, говорил в интервью The New York Times директор центра британской политики Ноттингемского университета Стивен Филдинг: «Им придется научиться этой работе в разгар самого худшего экономического кризиса, который мы когда-либо переживали».

Английский писатель Саймон Толкиен, внук знаменитого автора «Властелина колец», в своем блоге назвал страну «Разъединенным Королевством» (Desunited Kingdom). Обозреватели ставили вопросы о доверии к британскому политическому классу и стабильности политической системы.

«На итогах прошлых парламентских выборов сказались разные факторы, имеющие отношение как к персоналиям кандидатов, так к политической ситуации (финансовый кризис, военные действия, и прочее), — считает Стивен Уорли из Университета Рединга. — В какой-то степени уровень доверия к основным политическим партиям и их популярность уже некоторое время идут на спад, хотя не стоит преувеличивать масштабы этой тенденции. В последние 20 лет (по меньшей мере) в британской политической системе наблюдается «централизация»: идеологический разрыв, который разделял лейбористов и консерваторов, становится все уже. Лейбористы уже не представляют социалистическую альтернативу. Можно сказать, что политика и политический выбор теперь определяется больше с позиции потребителя, чем исходя из приверженности той или иной партии — хотя, опять же, не стоит преувеличивать масштабы».

Здесь нужно делать различие между отношением к политикам и отношением к парламентской демократии, подчеркивает доктор Уорли. Если о первых общественность часто не очень высокого мнения, то о парламентской системе — совсем наоборот.

Первая леди Содружества

Если внутренняя британская политика в последние годы все чаще подвержена кризисам, то положение Содружества Наций, возникшего на развалинах британской Империи, демонстрирует редкую для современного мира гармонию. В последнем случае позитивная роль Королевы несомненна.
«Содружество — это семья наций, с общностью уз, убеждений и взаимных ценностей и целей. Именно это делает Содружество семьей в подлинном смысле этого слова, семьей людей, которым комфортно друг с другом, у которых общая история и которые готовы поддержать друг друга в самых страшных обстоятельствах», — говорила в традиционном рождественском обращении в 2011 году Елизавета II.

Если королева Виктория была первой леди Британской империи, то королева Елизавета может быть сейчас признана первой леди Содружества, считает автор книг об истории британской монархии Роберт Джобсон.

Из личного уважения к Елизавете II многие страны Содружества умерили пыл республиканской риторики о разрыве исторических связей с метрополией. «Тем не менее, мы слышим разговоры и заявления о том, что ряд стран, например, Австралия и Ямайка, в меньшей мере Новая Зеландия и Канада, возможно, поднимут вопрос о лишении британского монарха формальной роли главы этих государств после окончания правления Елизаветы II. По их мнению, смена монарха будет логичным и приемлемым моментом для этого», — цитирует Джобсона агентство РИА «Новости».

«Британия остается лишь одной из 54 равных по статусу стран-участниц и не имеет официальной руководящей роли, несмотря на то, что главой Содружества является Королева, а штаб-квартира его Секретариата находится в Мальборо-Хаус в Лондоне», — комментирует Уорли. Он подчеркивает, что Содружество устойчиво и продолжает расширяться: в 2007 году в его состав вошла Руанда, возможно, в ближайшие годы присоединится Южный Судан. Это особая организация, которая не имеет ни устава, ни конституции, ее участники не связаны международным договором, подчеркивает Уорли. Преобладающее большинство из них являются бывшими территориями Британской Империи, который вошли в Содружество после обретения независимости.

«Как бы то ни было, тенденций к распаду Содружества нет, — делает вывод Уорли. — Единственным государством, вышедшим из организации за последние десятилетия, стала Республика Зимбабве в 2003 году. ЮАР, вышедшая в 1961 году, вновь вернулась в его состав в 1994 году».

В последние 20 лет особое внимание уделяется демократическим принципам и правам человека. Например, в 2009 году членство Фиджи было приостановлено, Содружество объяснило это решение тем, что островное государство не движется по пути демократии.

Влияние Британии на судьбы ЕС снижается

«Маловероятно, что Великобритания выйдет из ЕС, поскольку преимущества европейской интеграции для внешней торговли и платежного баланса страны очень велики. Тем не менее, Великобритания может стремиться к более свободному формату объединения с ЕС, — говорит преподаватель современной европейской истории доктор Линда Риссо из Университета Рединга. — Премьер-министр Дэвид Кэмерон часто упоминал о необходимости пересмотра условий британского участия, при этом он старательно избегал конкретных заявлений о том, что и как должно быть согласовано», — отмечает доктор Риссо в интервью BFM.ru.

Кэмерон неоднократно выступал за переформатирование ЕС. В частности, он говорил, что кризис евро дает ЕС возможность переосмыслить свои цели и правила, чтобы европейский проект больше отвечал национальным интересам государств-членов и, в частности, Великобритании.

Европейский вопрос исторически был серьезным испытанием для консерваторов. Не стал исключением и нынешний кабинет. Премьер Кэмерон получил неожиданный удар от взбунтовавшихся соратников по партии, когда в октябре 79 консерваторов в парламенте проголосовали «за» референдум по вопросу членства Великобритании в ЕС. Бунт консерваторов успехом не увенчался, однако стал чувствительным ударом по престижу главы кабинета.

Вопросы ЕС вызывают много споров внутри правящей коалиции, признает Риссо. Значительная часть консервативной партии — ярые евроскептики, в то же время либерал-демократы и в особенности их лидер Ник Клегг — убежденные «проевропейцы».

«В Консервативной партии существуют серьезные разногласия по поводу Европы — между теми, кто выступает за выход Соединенного Королевства из ЕС, и теми, кто требует пересмотра условий британской интеграции. Очень немногие консерваторы высказывают «проевропейскую» позицию, — комментирует Линда Риссо. — В ходе предвыборной кампании Кэмерон говорил о размежевании британских депутатов-консерваторов в Европарламенте с Европейской народной партией (EPP), что и было сделано в 2009 году. Такое решение объяснялось тем, что значительные группы консерваторов рассматривали EPP как федералистскую политическую силу».

Теперь британские консерваторы в рамках ПАСЕ входят в антифедералистскую группу «Европейские демократы» (ED), подструктуру Группы EPP-ED. Таким образом, британские консерваторы отмежевались от других влиятельных консервативных сил Европы, в частности, «Союза за народное движение» (UMP) Николя Саркози и ХДС/ХСС Ангелы Меркель. «EPP — самая влиятельная из европейских партий, она является крупнейшей в Европарламенте (с 1999 года) и в Европейском Совете (с 2002 года), сейчас у нее максимальное преимущество в Еврокомиссии. Это означает, что британские консерваторы и британское правительство в целом только теряют политический вес. Отмежевавшись от EPP, консерваторы не получили никаких преимуществ и на самом деле только уменьшили свои шансы на серьезное политическое влияние в вопросах ЕС», — делает вывод доктор Риссо.

Что касается референдума о сохранении Британии в составе ЕС, в случае его проведения все будет зависеть от того, как будет сформулирована повестка. Если вопрос был бы поставлен просто: «уйти или остаться в ЕС», — маловероятно, что большинство британцев проголосовали бы за выход. Правда, скорее всего, альтернатива была бы иной: оставить ли все как есть или переформатировать британское участие в ЕС. В таком случае, по мнению Риссо, очень вероятно, что пункт о пересмотре формата интеграции получил бы широкую поддержку. Согласно данным недавнего опроса Eurobarometer, большинство британцев не доверяют институтам ЕС (63% против 24%).

В декабре 2011 года Дэвид Кэмерон фактически наложил вето на общеевропейское соглашение по борьбе с кризисом в еврозоне. На очередном саммите все страны Евросоюза, за исключением Великобритании, выразили готовность присоединиться к бюджетному и налоговому договору. Кэмерон заявил, что принятый план не соответствует интересам Великобритании. Трещина в отношениях с европейскими партнерами стала еще глубже. Особенно негативно отзывался о Кэмероне после его вето Николя Саркози. «(Разговоры о том, что) страны-члены ЕС должны следовать выбранному курсу без Великобритании, указывают на дальнейшее снижение ее политического влияния в ЕС, — комментирует Риссо. — Сейчас в переговорах о преодолении еврокризиса от Великобритании участвует наблюдатель, но действия Кэмерона означают, что возможности британского правительства повлиять на подобного рода переговоры серьезно ограничены».

Что касается отношения к валютной интеграции, сегодня, когда евро переживает кризис и европейские институты, по всей видимости, оказываются неспособны к оперативным действиям, идея присоединения к евро в Великобритании как никогда непопулярна. «То, что греческое правительство не может принимать решения самостоятельно и не может девальвировать валюту, в глазах британцев, — доказательство опасных ограничений, которые создает евро для независимости национальных правительств в экономической политике», — говорит Риссо.

У Британии имеется собственный, — краткий, но негативный — опыт участия в европейской валютной системе.

Как известно, в свое время Маргарет Тэтчер выступила против присоединения Великобритании к Европейскому валютному механизму (ERM), который был предшественником Европейского валютного союза. Она сочла, что таким образом европейская организация будет оказывать еще большее влияние на британскую бюджетную и финансовую политику. Однако Джону Мейджору в итоге удалось переубедить Тэтчер, и в октябре 1990 года Великобритания стала участником механизма. Как стало очевидно позже, обменный курс был принят слишком высоким. 16 сентября 1992, в так называемую «Черную среду», британский фунт стерлингов после резкого обвала пришлось вывести из европейской валютной системы. «В силу аналогичных проблем была выведена из валютной системы и итальянская лира. Тем не менее, итальянские власти приняли экстренные меры, чтобы добиться скорого возвращения в ERM, а британское правительство решило, что это «счастливое избавление» и на том поставило точку», — резюмирует доктор Риссо.