Российский международный телеканал Russia Today отмечает десятилетие вещания. Итоги работы за это время в беседе с главным редактором Business FM подводит главный редактор RT Маргарита Симоньян
Маргарита Симоньян. Фото: Арсений Несходимов/ТАСС
Маргарита, 10 лет назад, как и сейчас, по крайней мере, у части людей, которые следят за информацией, за политикой, имеют критический на все взгляд, бытовало мнение, да и бытует: зачем нам все это нужно, что мы можем сейчас поведать, особенно западному миру? В советское время у нас была своя идеология, своя идея, этим мы могли быть интересны тогда, мы представляли другую модель, а сейчас мы, в общем-то, идеологически ничем вроде бы не расходимся, разве что каких-то образцов сверхвысокого развития в том же направлении тоже не предлагаем. Как эта миссия виделась вам тогда, 10 лет назад, и особенно сейчас? Возможно, многое изменилось.
Маргарита Симоньян: Я с вами, Илья, не соглашусь, что критически мыслящим, умным людям непонятно, зачем это нужно. Огромному количеству людей совершенно понятно, зачем это нужно, и я тому подтверждения вижу, слышу и получаю различные интересные коммуникации каждый день. Буквально только сейчас я смотрела интервью с Эмиром Кустурицей, который говорит о том, что он вообще смотрит только Russia Today. И он как раз долго и пространно объясняет в этом своем видеоинтервью, зачем это нужно, и почему это так. Подобные телеканалы — их сейчас стало много, потому что после нас разные страны вдохновились этим успехом и стали создавать свои аналоги. Турция, кстати, совсем недавно запустила свой англоязычный телеканал. Ну, много стран. Я как раз считаю, что, если бы таких телеканалов было больше раньше, если бы мы были раньше, другие наши коллеги, Al Jazeera даже в своем виде, до арабской весны, до того, как они все там договорились и Al Jazeera стала дуть в ту же дудочку, в которую дует НАТО и все телеканалы, принадлежащие к странам НАТО, то большого количества ошибок в мире удалось бы избежать. Я, например, думаю, что с большой долей вероятности удалось бы избежать вот этого ужаса в Ираке, результатом которого мы имеем ИГИЛ. Так вот если бы мейнстрим медийный хором не убеждал в одном и том же, очень может быть, что общественное мнение так сильно было бы настроено скептически по отношению к этой войне, потому что были бы другие источники информации, которые говорили бы другое, что власти были бы вынуждены их послушать, и этой войны не допустить. А когда речь идет о том, что решения принимаются в небольших кабинетах, принимаются людьми, у которых недостаточно знания о предмете, некоторые недостаточно информированы, которым все показывают только одно и не показывают другое — вот все это приводит к тому хаосу в мире, который мы наблюдаем сегодня. А то, что мы наблюдаем именно хаос, у меня в этом нет никаких сомнений. Я не верю в эти теории заговоров, знаете, что Америка все это делает. Потому что у нее какие-то далеко идущие планы, чтобы как-то вот этим управлять, или нефть. Это все детали, что могут быть какие-то точечные бенефициары, но, в общем и целом это хаос, который не полезен никому, и Америке тоже неполезен. И если бы в мире было больше альтернативных голосов, этого хаоса можно было бы не допустить.
Есть ли доказанные факты, что телеканалы, которые созданы по этому принципу Russia Today — действительно, RT один из первых, до этого был Китай, до этого была Al Jazeera, France-24, Deutsche Welle — что они в действительности оказывали влияние именно на принятие решений и кардинально меняли общественное мнение?
Маргарита Симоньян: Я вас уверяю, что, если бы не общественное мнение, Америка давно разобралась бы с Асадом и устроила бы очередной адский ад в Сирии, такой же примерно, как они устроили в Ираке, уверяю вас. Но, наверное, можно провести исследования и выяснить среди тех процентов людей, которые были против войны, сколько людей смотрели нас, сколько людей смотрели Al Jazeera. Мы знаем, потом есть статистические исследования, их много, которые говорят о том, что во всем мире падает доверие и телесмотрение мейнстримовских СМИ. В первую очередь, кстати, в Штатах падает доверие. Я видела исследования, где задавался именно такой вопрос. Почему оно падает? Именно потому, что появились другие источники, которые предоставляют альтернативную информацию, и люди видят: ух ты, оказывается, все не так просто, оказывается, есть вот это, вот это, вот это, а мы ведь об этом не знали, и мы представляли себе мир несколько иным, чем он есть.
Когда все начиналось, ведь понятно, что помимо того, что должен был появиться российский телеканал на английском языке с другой точкой зрения, может быть, с российской, может быть, не обязательно с российской, какие-то конкретные целевые задачи ставились, сколько человек должны смотреть, кто именно, ведь канал такого типа не может претендовать, в любом случае, на массовую аудиторию по всему миру или даже в других странах, по определению?
Маргарита Симоньян: Да почему же не может претендовать? Вот нам только что пришли данные. Проводились исследования в 37 странах мира, согласно которым наша еженедельная аудитория вот именно в тех странах, где они проверяли — 68 млн человек. Это только эфирное вещание только одного из наших каналов. Вы, может быть, видели, что мы совсем недавно, буквально на прошлой неделе превысили отметку в три млрд просмотров на YouTube.
Да, это прямо отдельная тема.
Маргарита Симоньян: Самый большой показатель из всех новостных ресурсов, которые на YouTube есть.
Вернемся на 10 лет назад, тогда YouTube еще не было как такового, в том числе, как он есть сейчас. Что думали тогда, к кому адресоваться?
Маргарита Симоньян: Мы и представить себе этого не могли, 10 лет назад мы вообще делали канал немножко по-другому. Мы делали такой канал о России, по большому счету, о России и все. То есть, у нас не было такого внутреннего стремления представлять альтернативную точку зрения на мировые события, создать настоящую конкуренцию монополистам на этом рынке, монополистам, владеющим умами и сознанием десятков миллионов людей. У нас была задача сделать телеканал, который будет рассказывать о России на английском языке, тем, кому это интересно. Очень быстро выяснилось, что это малюсенькая потенциальная аудитория, малюсенькая, потому что людей, которым интересно про Россию до такой степени, что они готовы в постоянном режиме смотреть новости из России, но при этом не говорят по-русски, то есть они будут смотреть по-английски, ну, сколько таких людей в мире? Мало. К тому же, наверное, такие вещи проще рассказывать в значительно более дешевом формате, не в телевизионном, а в каком-то журнальном, какого-то экспертного сайта, газеты, еще чего-то. Телевизионный формат сам по себе рассчитан на большую аудиторию, телевидение — это дорого, как вы прекрасно знаете. И мы, слава Богу, довольно быстро это поняли и поставили себе значительно более амбициозную задачу — противопоставить себя мейнстриму, дать аудитории другой источник информации. Сломать монополию мейнстрима.
Тебе самой было 25 лет, когда все это начиналось. 25 лет, ведь это тоже уникальное явление, и среди многих уважаемых телевизионных людей, чьи имена очень на слуху, тоже это вызывало огромные сомнения и критику, которая, наверное, была таким вызовом.
Маргарита Симоньян: Ты знаешь, я их очень понимаю. Я очень понимаю этих людей, потому что, конечно, такое назначение выглядит странно. Мне самой было странно, я очень удивилась.
Я хочу сказать, за 10 лет что изменилось в твоем отношении к задаче, которую ты начинала тогда решать, решаешь и до сих пор? Не зря говорю про эти 10 лет, 2005 год, это еще даже до мюнхенской речи.
Маргарита Симоньян: Мюнхенскую речь мы уже транслировали.
Собственно, отношения с Западом на тот момент в абсолютно другой строились парадигме.
Маргарита Симоньян: Не абсолютно. Для меня мюнхенская речь была не первым таким этапом. Первым этапом нашего откровенного разговора с Западом и откровенного предъявления им всего у нас накопившегося была речь Путина после Беслана. Вот она прозвучала, действительно, резко, потому что в первый раз он говорил о Штатах и об их роли в том, что происходит в России, в негативном ключе. Я работала в пуле, как ты прекрасно знаешь, то есть я присутствовала практически на каждой речи Владимира Владимировича, поскольку я это освещала. И до этого всегда были «наши партнеры», «наши коллеги», «наши друзья», если что-то происходило. А, конечно, все то же самое происходило за кадром, что происходит и сейчас, более или менее, но оно происходило именно за кадром, мы не говорили об этом вслух. Потом была мюнхенская речь, где все уже было сказано.
Когда в 2005 году это начиналось все равно, наверное, были разговоры, в которых как-то определялся круг задач и характер отношений.
Маргарита Симоньян: Нет, не было, никогда не было.
То есть, это было «нам просто это нужно»?
Маргарита Симоньян: Никогда не было никаких разговоров. Если десять лет назад, в 25 лет, я воспринимала свою задачу, как «мне поручили сделать телеканал»…
Замечу, первый в России круглосуточный информационный. Это технологически очень экспериментальная для России была вещь и первая в России.
Маргарита Симоньян: И очень трудно еще и сразу на другом языке. Так вот, когда мы этим занимались 10 лет назад, мы видели эту задачу очень предметно, очень практично и очень профессионально. Нужно сделать телеканал. Нужно, чтобы сетка была такая, чтобы не было в ней каких-то там очевидных пропусков и контентных дыр и слишком большого количества повторов. Нужно, чтобы смены были распределены так, чтобы не пришлось нанимать безумное количество людей, но при этом, чтобы людей было достаточно на случай breaking news. Нужно, чтобы все рабочие процессы были организованы так, чтобы ничего не слетело с эфира. Нигде ничего не подвисло. Корреспонденты вовремя выезжали на съемки, камеры работали, сигнал распространялся, все эти телевизионные мелкие и крупные вещи должны были четко работать. Так я видела свою задачу. Сейчас, когда это все уже давно пройдено, я уже не думаю о том, что я здесь делаю, так как я об этом думала десять лет назад, с точки зрения того, что мне поручили. Я об этом думаю с точки зрения того, что я маленький человек, получивший возможность и такую честь заниматься большим крупным телевизионным, международным проектом, чтобы изменить мир к лучшему и помочь своей стране. Вот на своем месте.
Мне кажется, что у нас в стране сейчас в СМИ очень развита партийность именно, хотя и разная партийность. Я года два назад читал твои размышления о том, что в принципе объективным СМИ необязательно должно быть, оно может быть и тенденциозным.
Маргарита Симоньян: Я писала о том, что есть разные каноны журналистики, например, в США очень любят субъективные СМИ. Посмотри, какие цифры у Fox News, например. Это же сплошная как можно более тенденциозная журналистика. Нам даже представить себе настолько тенденциозную журналистику нельзя, и у них цифры гораздо выше, чем у гораздо более стремящегося к внешней объективности CNN. В разы выше. Ты, наверное, это знаешь.
Да. Причем, это началось где-то с 2002-2003 года.
Маргарита Симоньян: Да, совершенно верно.
Перелом.
Маргарита Симоньян: Потому что там модные люди хотят слышать мнение, хотят видеть тенденциозную журналистику. Там вот, это здорово.
И у нас в основном.
Маргарита Симоньян: У нас тоже, да. Если ты посмотришь цифры, ты увидишь, что у нас большим спросом у аудитории пользуются те ведущие и те программы, где есть какая-то четкая, резкая позиция.
Давай, как у нас принято на Business FM, все-таки, в серединке о цифрах. Хотя лично, на мой взгляд, абсолютные цифры для телеканала такого, как Russia Today, я имею в виду в понимании рейтинга, вторичны. Лично, на мой взгляд (маленькое лирическое отступление), гораздо важнее знание бренда. Привожу на собственном примере. У меня есть в пакете канал France 24, я его включил единственный раз, когда во Франции произошли теракты. И он у меня работал целый день, просто потому что я знаю, что он существует. И я его включаю только в тот момент, когда для меня это актуально.
Маргарита Симоньян: Важнее не знание бренда. Знание бренда что? Можно знать бренд, но он никак совершенно не влияет на то, что ты думаешь о мире.
Когда это актуально, я включил France 24, потому что я знаю, что он есть. Но он не актуален для меня всегда.
Маргарита Симоньян: Только что нам пришло крайнее наше исследование. Это исследование компании «Ипсос», это, наверное, известная тебе большая мировая компания, которая занимается проведением таких исследований. Мы, в отличие от некоторых наших коллег, никогда исследования не проводим сами. Мы эти исследования заказываем всегда исключительно с мировыми именами вот таким большим компаниям, потому что мы знаем, что к нам относятся, мягко говоря, предвзято и если мы что-то будем заявлять сами от себя, то нам будут говорить: «Ну, конечно, ну, где вы это взяли, ну что вы там проводили, вы все придумали, все приписали» и прочее. Поэтому мы заказываем исследования исключительно главным мировым брендам, которые проводят такие исследования, поэтому это обходится нам очень дорого. У больших мировых брендов нет никакого соблазна нам что-то там приписывать и дописывать. Перед тем, как что-то говорить в прессе, мы письменно согласовываем эти цифры с этим измерителем. Потому что присылают-то они большие талмуды, и мы делаем из этих талмудов те цифры, к которым мы можем апеллировать, чтобы они были понятны, и отправляем измерителю. Мы пишем там: «Дорогие товарищи, из ваших цифр следует, что наша ежедневная аудитория такая-то, еженедельная аудитория такая-то, такие-то показатели, такие-то доказательства. Все верно?». И только после того, как они напишут, что все верно, мы им посылаем пресс-релиз. Так вот, еженедельная наша аудитория в тех 37 странах — 68 миллионов человек. Это, конечно, приличная очень аудитория. Вот, например, в США у нас еженедельная аудитория по исследованию Nielsen около трех миллионов только в семи крупнейших городах.
Важная тема в истории RT — это экспаты. Я своими глазами видел, сколько их было на старте, по-моему, треть. Это далеко не были американские или британские диссиденты, потому что есть и такая порода людей. В основном, это была просто молодёжь, которая воспринимала это как ступень в телевизионной карьере, и на тот момент опять же, все-таки совсем другие были отношения, но потом они резко изменились. Сейчас сколько их осталось?
Маргарита Симоньян: Так же, как всегда было. Это же связано с объективными нуждами эфира. Практически все люди, которые работают у нас в кадре в эфире, почти все — экспаты. В отличие, от того, как было 10 лет назад. Пальцем одной руки пересчитать не экспатов.
А с ними идейный спор бывает? Они все-таки граждане другой страны, так или иначе.
Маргарита Симоньян: Давно уже нет. Ты вспоминаешь истории восьмилетней давности, когда были эти идейные споры. Нет. Люди, которые здесь работают, в массе своей, знают, зачем они это делают. И это не только деньги. Понятно, что мы всем платим зарплаты, и зарплаты у нас высокие, иначе трудно себе представить, особенно по нынешним временам, чтобы иностранец из экономически успешной страны зачем-то вдруг приехал работать в Москву. Я не знаю, ты следил за этим или нет, но последние пару лет, особенно последний год, на нас столько вылилось неправды и очень часто эти (в западной прессе) такие публикации сопровождались иногда намеками, а иногда прямыми утверждениями, что Russia Today должно стать последним местом работы для журналистов. Что это «черная метка», что, если ты работал на RT, тебя больше никуда не возьмут никогда и прочее.
Ведущих первого призыва я вижу и на Bloomberg, и так далее, между прочим.
Маргарита Симоньян: Это десятилетней давности, естественно. Я говорю про последние пару лет. Я поэтому и говорю, ты вспоминаешь то, что было 10 лет назад.
То есть, те, которые приехали, они уже с осознанным выбором, они в другом месте работать не собираются. Они не собираются работать на BBC уже.
Маргарита Симоньян: Нет, это не значит, что они не собираются работать на BBC, но это значит, что они сознательно идут на то, о чем они не могут не знать.
Хиллари Клинтон, будучи госсекретарем, потом Джон Керри вообще-то сыграли огромную роль в развитии RT, пропиарив их со своего уровня.
Маргарита Симоньян: Ну, как сказать, пропиарив или проантипиарив, потому что это...
В моих глазах знание бренда — важнейший элемент для такого канала.
Маргарита Симоньян: Ну, может быть.
Произнесение его из уст госсекретаря, на этом, можно сказать, можно уже ставить точку в профессиональной карьере при создании такого телеканала, дважды, от двух госсекретарей.
Маргарита Симоньян: Два госсекретаря США, в то время, когда они были госсекретарями — Хиллари Клинтон и Джон Керри — возмущались по нашему поводу. Клинтон даже говорила, что «мы проигрываем информационную войну». Это, с одной стороны, наверное, хорошо, как ты справедливо говоришь, что знание бренда, безусловно, тоже важно. С другой стороны, это и плохо тоже, потому что это очень многих людей отпугивает от сотрудничества с нами, от того, чтобы просто прийти на эфир, от того, чтобы прийти к нам работать, люди же тоже осторожные. Когда чиновники такого уровня что-то такое говорят, это многих отпугивает, это дает многим сигнал.
Но заметим, с распространением телеканала во всех этих странах больших проблем нет?
Маргарита Симоньян: С распространением очень по-разному. Во-первых, нам за распространение приходится платить немыслимые деньги. У нас на распространение уходит до 80% нашего бюджета. Слава Богу, в США для нашей деятельности не требуется лицензии, и у нас там проблем с лицензией нет, потому что ее просто нет. То есть, это не лицензируемый вид деятельности. В Британии на нас постоянно их местный аналог Роскомнадзора постоянно заводит дела, которые заканчиваются зачастую предупреждениями, и мы понимаем, что в любой момент нас, используя эти предупреждения как повод, могут лишить лицензии, как это, например, сделали с иранским телеканалом «Пресс ТВ». Именно по таким же примерно поводам, как у нас, точно также у них были разбирательства, далее предупреждения и лишили лицензии, и они больше не могут вещать. И чиновники Госдепа говорили мне, что были разговоры о том, когда вводился санкционный режим, чтобы ввести санкции или против телеканала, или против лично меня. И были долгие споры об этом, но победила точка зрения, что все же это СМИ, и для аудитории это покажет Америку в дурном свете, это покажет Америку как страну, которая допустила такое сильное пренебрежение своим же собственным принципом — уважением свободы слова. Разговоры такие продолжаются, не проходит и недели. Вот совсем недавно были слушанья в Сенате, где мы обсуждались, и там тоже они говорили о том, что по десятибалльной шкале RT работает на восьмерку. Есть лагерь, который призывает воспользоваться разным законодательством, чтобы нас просто, грубо говоря, выдавить из страны, чтобы мы работать не смогли. Есть лагерь, который говорит: нет, пусть работает, потому что это показывает, что мы — свободная страна, у нас есть уважение к свободе прессы. Пока мы работаем, пока, слава Богу, к радости нашей побеждает именно тот лагерь, который уважает Конституцию своих же США.
Извини, но каверзный вопрос. Допустим, у BBC телевидения русскоязычного нет, у CNN телевидения русскоязычного нет пока. Допустим, они возникнут, как ты думаешь, в наших кабельных сетях они получат зеленый свет?
Маргарита Симоньян: Ты думаешь, этот вопрос — каверзный? Во-первых, они собираются. Опять-таки, мои знакомые с той стороны говорили, что есть такая идея о том, чтобы не BBC и CNN, а американские, то ли на базе радио «Свобода», то ли Voice of America, сделать телевидение. Я думаю, что, если они будут платить такие немыслимые деньги, как мы платим, их кабельные операторы с таким счастьем заберут и даже, наверное, в условиях кризиса никто не будет чинить препятствий. Потому что это просто изменит экономику отрасли буквально. Если серьезно, я не знаю. Если бы я была руководителем Роскомнадзора, ты бы мне задал этот вопрос, я бы тебе сказала. Я с таким же успехом могу тебе его задать, как ты считаешь?
Он умозрительный, но для тебя он важный, потому что тут должна быть симметричность. Если вдруг, то и вдруг.
Маргарита Симоньян: Да, я это понимаю прекрасно, абсолютно понимаю, что может быть симметричность. Они сейчас больший упор делают на онлайн. Но я точно знаю, что планы такие есть создания телевидения.
Два слова про онлайн, потому что уж в чем, безусловно, RT просто лидер, — это в позиции в соцсетях и в YouTube. Здесь тоже есть немало критики, что дескать 23% просмотров из России, хотя я могу сказать, что 75 с лишним все-таки оттуда — это много...
Маргарита Симоньян: 23% просмотров из России — это наш русскоязычный YouTube.
Я тоже смотрю, например, и за «Твиттером» слежу, и я вижу там колоссальные цифры и огромное количество ретвитов. И, кстати говоря, я понимаю... доказать я не могу, но на мой вкус, это не боты ретвитят, потому что это очень быстро происходит, и они новостные просто.
Маргарита Симоньян: Спасибо, что ты это понимаешь. Я, честно говоря, утомилась доказывать людям, которые мало что в этом понимают.
Но не в таких цифрах это можно делать, как я представляю, в цифрах, на порядок меньше это можно делать.
Маргарита Симоньян: Наверное, это можно делать. Но, во-первых, это точно невозможно добиться таких результатов, иначе бы добивались все. Когда мы достигли нашего миллиарда первого просмотров, нам вице-президент Google прислал поздравление со словами, что это потрясающий результат, и мы встречались со многими представителями Google и YouTube.
Но, может быть, онлайн вообще важнее?
Маргарита Симоньян: Я считаю, что онлайн, безусловно...
Может быть, и не надо в будущем платить такие деньги за кабельные сети?
Маргарита Симоньян: Я телевизионный пессимист. Я считаю, что онлайн важнее, безусловно, и я считаю, что еще при нашей жизни мы потеряем телевидение в том виде, в каком мы его знаем, информационное так уж точно. Я считаю, что это неизбежно. Именно поэтому мы и развиваем онлайн.
ККогда вы начали заниматься, и каким количеством людей начали заниматься «Твиттером», «Ютьюбом»?
Маргарита Симоньян: Как только они появлялись. Мы сразу начинали заниматься всем. И сейчас у нас сидят специально обученные люди, которые, как только появляется что-то новое, сразу занимаются этим чем-то новым, разрабатывают новые предложения...
Любыми социальными сетями.
Маргарита Симоньян: Ну, то, что мы считаем перспективно. Конечно, мы не можем тратить ресурсы на все подряд, что появляется, но у нас есть люди. Я им доверяю, они разбираются в этом точно лучше, чем я.
Россияне или экспаты?
Маргарита Симоньян: Наши ребята, россияне. Ну, экспаты тоже, почему нет? В руководстве россияне, а работает и экспатов много, и в том числе в онлайне у нас работают экспаты. Ты понимаешь, я их не разделяю на россиян, экспатов, это все 10 лет назад мы делили.
Нет, но есть чутье у аудитории, потому что в тех же социальных сетях все-таки вкусы и предпочтения разные.
Маргарита Симоньян: Конечно. Ну, например, у нас на арабском сайте, конечно, одни экспаты, на испанском сайте, безусловно. Вот, кстати, наш испанский сайт в Латинской Америке обошел CNN Espanol, версию CNN, которая существовала задолго до нас, у которой была наращенная аудитория, и уж бренд, извини меня, у CNN узнаваемость бренда, по-моему, близка к Coca-Cola.
Я думаю, последний вопрос совсем коротко, по поводу всем известного иска на 50 млрд, по которому есть решение, все-таки RT — это 100-процентная у нас государственная компания.
Маргарита Симоньян: Нет, RT — это не государственная компания.
Ну, оно как бы... также разъясни. В общем, есть такая, вы сталкиваетесь с этим, с возможностью...
Маргарита Симоньян: RT абсолютно негосударственная компания. RT — это автономная некоммерческая организация, которая на свою деятельность получает субсидию от государства, ну, как грант. Мы не принадлежим государству, никогда не принадлежали. Автономная некоммерческая организация...
И чувствуете себя застрахованными или нет?
Маргарита Симоньян: Мы не чувствуем себя застрахованными все равно.
Это очень долго объяснять надо будет в Бельгии.
Маргарита Симоньян: Именно поэтому, потому что это очень долго объяснять.
Но у вас в Бельгии был прецедент, или где он был?
Маргарита Симоньян: Прецедент у нас был в Бельгии, у нас были неприятные прецеденты в Британии, у нас были прецеденты, связанные с «Россией сегодня», с агентством. Были прецеденты, связанные непосредственно с RT. Но, во-первых, их все путают, когда дело доходит до юридических тонкостей.
Ну, да, наложить арест.
Маргарита Симоньян: Да. Поскольку этим занимается точно не наша аудитория, а юристы, которые сидят в этих ведомствах в этих странах, они часто это путают. Они часто путают, действительно, государственную «Россию сегодня» и нас — автономную некоммерческую RT.
В Бельгии это сработало, этот аргумент, что вы автономная некоммерческая организация?
Маргарита Симоньян: У нас этим занимаются юристы, они именно этот аргумент приводят, но как нам наши же юристы сказали: какими бы сильными ни были ваши аргументы, в данном конкретном случае, если будет воля — арестуют все равно. Поэтому мы предприняли меры для того, чтобы это технически не могло произойти. Какие меры, я тебе не скажу, а то злые дядьки услышат, и все эти меры нам испортят.
