«Для того чтобы получить темпы роста буквально сейчас, в 2016-2017 годах, велика вероятность, что уже нет таких реформ, которые могли бы позволить нам расти с такой скоростью. Реформы — это инструмент долгосрочный, и если мы хотим расти с высокими темпами, то первое, наверное, что нам нужно сделать, это провести такие реформы, которые бы исправили очень существенный ущерб, который мы нанесли долгосрочным интересам экономических агентов, в первую очередь гражданам через неудачные действия в пенсионной сфере. Понятно, что самый главный их ущерб ─ это долгосрочная демотивация тех, кто сейчас создает основную часть российского ВВП. Второй момент ─ меры для поощрения конкуренции, то есть для того, чтобы малый и крупный бизнес почти одинаково подчинялись одним и тем же законам. Есть еще много других вещей, которые важно и нужно поменять и которые не всегда зовутся реформами. Это могло бы позволить не слишком сильно провалиться. Сейчас нет таких реформ, которые могли бы остановить текущий спад и быстро вернуть Россию на траекторию динамичного роста. Одна из причин ─ наше внутреннее потребление, конечное потребление домохозяйств было единственное, что толкало российскую экономику вверх. После обесценения рубля благосостояние домохозяйств существенно снизилось и продолжает снижаться. Это диктует сокращение российского ВВП и, естественно, существенное сокращение в тех секторах, которые, собственно, и росли за счет спроса домохозяйств последние годы».

«Мне кажется, эти постоянные заявления, которые в последние месяцы стали чуть менее интенсивными, про близкое дно кризиса, которое то в феврале, то в апреле, то в мае, то третий квартала. Это последняя версия, повторенная министром экономического развития. Эти заявления, скорее, готовили бизнес к быстрому выходу из кризиса, который должен случиться. Бог его знает, в силу каких обстоятельств. Видимо надеялись на начавшийся было в первой половине этого года рост цен на нефть. Который шел близко к темпам 2009 года. И думали: ну, значит так и пойдет. Ну, видите, история часто не повторяется. Третий квартал у нас — это скорее рост неопределенности. Ухудшение ситуации и снижение цен на нефть. И понятно, что мы в этом кризисе остаемся. И видимо, несмотря на обновленный прогноз Минэкономразвития, оставшийся слишком оптимистичным, даже при 50 долларах за баррель, никакого роста в 2016 году не будет. Поэтому, да, видимо, начинают аккуратно готовить к худшему развитию событий. Слава богу, и сами начинают осознавать, что худшее развитие событий — это и есть базовый вариант, с которым работать необходимо».

«Тут даже не только и не столько нефть может играть роль основной проблемы, потому что падение цен на нефть в существенной степени компенсируется обесценением рубля. Скорее я бы сюрпризов, может быть, ждал от того, что в прогнозе, на базе которого построен бюджет, предполагается, что в 2016 году в российской экономике будет рост. Вот это мне кажется событием крайне маловероятным. Рубль опять начал дешеветь вместе с ценой на нефть, которая снижается. Не исключено, что до первого квартала 2016 мы собственно, и увидим основное движение рубля вниз. Я не исключаю нефть в районе 40, а рубль в районе 80 за доллар до конца первого квартала 2016 года».

«Кого беспокоят 15-летние планы? Экономических агентов в общественном и частном секторе, которые имели бы хотя бы какие-то планы, не скажу «полноценные,» хотя бы какие-то предоставления о том, что у них может быть в том же 2030 году, можно по пальцам двух рук пересчитать максимум. Разговор про реформы сам по себе просто в воздухе висящий. То есть, если у нас не будет реформ, у нас будет стагнация — это разговор, мне кажется, ни о чем. В моем понимании, все-таки от органа исполнительной власти хочется слышать конкретные предложения, что он хотя бы в своей сфере, в которой сам совершил немалое количество ошибок в последнее время, сильно и резко увеличив экономическую неопределенность. Вот вместо того, чтобы ее снижать, у нас в последнее время все органы экономической власти, что Центральный банк, что Минфин, они соревнуются в том, кто больше эту неопределенность повысит. Хотелось бы видеть нечто иное. Хотелось бы, чтобы экономические власти потратили больше сил на увеличение этой определенности. Если бы Минфин на том же длинном горизонте помимо обещаний 40-долларовых цен на нефть и стагнации смог бы четко прорисовать, как при этих условиях, на что, каким образом будет тратить бюджет, какие обязательства на себя сможет взять государство, какие планы по наращиванию долга, как видится ситуация в этом разрезе с очень приличным количеством деталей, в том числе и по конкретным обязательствам, по тем, по которым государство готово развивать… Ну, у нас же есть вроде как планы по развитию, у нас есть цели, национальные проекты, которые мы не должны бросить, даже если будет 40 долларов за баррель, по крайней мере, вроде как об этом шла речь. Уже это обрисовать, мне кажется, было бы очень важным делом».

«Я думаю, что в основном они ориентировались на показатели формальной инфляции, если мы говорим об индексе потребительских цен, но дело в том, что в феврале он оказался ниже не только моих прогнозов, а прогнозов многих других участников рынка. В принципе, 8,1% год к году — это очень скромно по меркам последнего времени. Многие готовились к заметно более плохим показателям после очередной волны обесценения рубля. Увидеть, есть как бы основание, как минимум формальное снижение ставки можно. Опять же надо понимать, что отягчающим обстоятельством, то есть способствующим снижению ставки, является подавленная и снижающаяся пока активность в российской экономике. Я не ожидаю никакой дефляции в российской экономике ни в настоящий момент, ни в 2016 году, ни далее. И более того, я полагаю, что вот эта тенденция к снижению инфляции непродолжительная, она достаточно быстро прекратится, и мы уже где-то во втором квартале можем увидеть рост потребительских цен. Поэтому я полагаю, что где-то 9,5%, ну, может быть, 9%, если ЦБ хочет быть очень оптимистичным, это оправданные уровни для ставки в настоящий момент».