«Это, прежде всего, исторический памятник и музей. На мой взгляд, все, что относится к церкви, отдавать в ведение РПЦ неправильно. Потому что здесь уже возникает такая мысль: речь идет не о духовности, а о собственности. Тогда нужно, скажем, картины из Эрмитажа, которые посвящены так или иначе духовным религиозным христианским сюжетам, отдать РПЦ. Великие художники, в том числе эпохи Возрождения, писали подавляющую часть своих картин на библейские сюжеты. И тогда церковь может вполне сказать: вы знаете, это наше, это вообще-то не картины, а иконы, давайте мы их будем именно в этом качестве использовать. Это неправильно, на мой взгляд. Поэтому я за то, чтобы собор сохранился в его нынешнем виде».

«Продав виллу на Сейшелах, господин Сафонов имеет полное моральное право нас уговаривать, что море и пляж — это плохо. Жалко, что он не говорит, что — хорошо. Жалко, что господин Сафонов нам не доложил, кто навязал нам этот вражеский стереотип. На самом деле, это отвратительно, конечно: теплое море, яркое солнце, желтый песочек под ногами, это ужасно, это ни в какие ворота не лезет. Это только враг мог навязать. Вместо этого нужно что-то другое. Нужно ехать на Северный полюс, покорять торосы и айсберги, воевать с северными медведями, но при это так воевать аккуратно, чтобы не убить, потому что мы же, все-таки, боремся за экологию. В общем, я думаю, что нам навязали море и пляжи, вот это противоречащее нашим духовным ценностям мнение, что это есть хорошо, — те же люди, которые нам навязали нормальные продукты, нормальную одежду, нормальные автомобили, нормальные лекарства. Это все есть плоды враждебного влияния на нас».

«Это абсолютно конъюнктурное политическое решение, с тем же успехом сейчас можно инициировать международный трибунал по поводу преступлений в Первой мировой войне, там были химические атаки, газовые. А можно дойти до наполеоновских войн, а можно дойти до Чингисхана, инициировать что-нибудь против Монголии — он там тоже очень невежливо поступал по отношению к покоренным народам. Конечно, то, что связано с Хиросимой и Нагасаки — это страшная трагедия, но после этого уже был, напомню, Нюрнбергский процесс, и после этого прошло 70 лет, поэтому это сейчас в глазах всего мирового сообщества будет довольно смешно. Естественно, это связано с трибуналом по поводу Boeing, это наш ответ Чемберлену, но это не уберет фактор нашего политического одиночества в данной связи никак. Поэтому можно предлагать разные варианты, более или менее актуальные или забавные, но это в данном случае не поможет, мы в данном случае обречены на политическое одиночество, это так, причем мы сами себя на него обрекли».

«Когда мы оказываемся одним из действующих лиц в реальных боевых действиях, естественно, мы подставляемся ровно под те удары, под которые мы раньше подставляли, скажем, американцев, израильтян. Это будут сразу же картинки с детьми плачущими и т.д. Это естественно. Этому противостоять очень сложно. Другой вопрос в том, что доверие сейчас к информации, которая поступает с российской стороны, это доверие в мире очень сильно подорвано. Но делать это надо, других вариантов нет».

«Я, честно говоря, не поверил своим глазам, когда прочитал это, потому что Его Святейшество — человек высокообразованный, поэтому то, что он говорит, смешно было бы списать на какое-то его незнание или малознание. Значит, это позиция. То, что патриарх называет ересью, это гуманизм. Я совершенно не могу понять, что имел в виду патриарх, потому что то, что он сказал, абсолютно не согласуется с моими представлениями о Боге, человеке, роли церкви. Самое главное — это человек, его жизнь, его счастье, его права, право на счастье, свободу. А если мы об этом не говорим, если мы это уводим из центра нашего внимания куда-то на периферию, что же там остается? Мне кажется, что это очень плохой признак. У нас церковь является во многом идеологическим государственным институтом, и если этот тезис патриарха выйдет из церковных сцен и будет принят на вооружение государственной властью, это будет значить, что государство отказывается от обеспечения прав человека. Это значит, что человек уходит из сферы интересов государства. Я надеюсь, что этого не произойдет».